Акушер в прошлом и преподаватель аштанги в Казахстане в настоящем — об исследовании метода в личной практике и его вау-эффектах, о том, как сила раскрыла женственность, о вопросах к последовательности, но нежелании её менять, и о том, что в итоге аштанга для человека, а не наоборот.
— Света, где ты родилась?
— Я родилась в Казахстане.
— В этом же городе?
— Нет, я родилась в глубинке, родители мои учились в Свердловске, в Екатеринбурге и, после окончания университета — папа мой был юрист, мама педагог иностранных языков, и они — в то время был патриотизм какой-то, драйв, — им захотелось приключений и они поехали на целину.
— Ого.
— Их занесло в какую-то деревню, там я и родилась. Это был районный центр, в котором практически не было многоэтажных домов, им дали позже квартиру, где мы жили до моих пятнадцати лет, и потом уже переехали в область, где сейчас Астана. И вот я с тех пор живу в Астане. Это был 1980-ый, ещё СССР. Надо сказать, что разговор наш может выйти долгим, потому что жизнь моя длинная, мне 58 лет.
— Да ладно! Класс! А в йогу во сколько ты пришла?
— Четырнадцать лет назад… В 46? Да. Я тогда только познакомилась с йогой впервые.
— Это совсем недавно, считай.
— Да. В моей жизни всегда была физическая активность: я закончила медицинский институт, у нас физкультура была нулевой парой, на нее надо было приходить в 6.30 утра. А чтобы не приходить так рано, я записалась на секцию лёгкой атлетики: три раза в неделю, но это было после обеда. Я участвовала в соревнованиях, отстаивала честь города. То есть с тех пор уже был спорт, спорт, спорт в моей жизни.
— А после института как это продолжилось?
— Я вышла замуж, у меня родился сын, он подрос и появилась аэробика — Синди Кроуфорд на видеокассетах, это было так круто! И в городе нашем появилась аэробика, там я первая и была.
— То есть в принципе не было внешнего фактора — участвовать в соревнованиях, например, — ты просто занималась для себя?
— Да, уже только для себя.
— А родители спортивные?
— Нет, они абсолютно спокойные, никакого спорта не было у них. Наверное, сказалось деревенское активное детство.
— Да? Считается ведь наоборот, что в деревнях только пьют и курят.
— В наше время было иначе, у нас такого не было, тогда люди занимались домашним хозяйством, дети бегали без присмотра на улицах, мы что хотели, то и творили, никто нас не контролировал.
— Но, судя по всему, творили только хорошее.
— Да, мы были свободны, играли в разные игры с ребятами. И, когда отменяли школьные занятия в -40, мы всей гурьбой были на улице.
— Вернёмся к кассетам. Что дальше?
— А дальше стал появляться шейпинг…
— Это ты самостоятельно дома всё находила по кассетам и пробовала?
— Нет, что ты, я не такая. Мне нужно сообщество, мне нужно общение, поддержка. Уже были студии и я везде туда ходила. А в 2002-ом у нас открылся первый фитнес-клуб, я тогда была так счастлива, он был такой солидный, и я одна из первых взяла абонемент. Я ходила на несколько тренировок в день, мне было очень интересно. Причём это не было каким-то достигаторством никогда, просто мне хотелось. Были групповые занятия, классы с музыкой, и, конечно, там была йога. Я пришла, это была йога Айенгара. Представь, после моей всей активности я попадаю на класс, где три асаны за всё занятие. Я вообще не поняла, что это такое происходит, подумала, что йога это вообще не для меня и не про меня. А в 2009-ом к нам пришла новая девочка и ребята мне сказали сходить, посмотреть, что это такое. Это была аштанга. Естественно, после первого занятия будто стрела пронзила моё сердце. Я влюбилась в аштангу.
— С первого раза?
— Да. Возможно, такова была подача этой девочки: она заряжала, вся такая была энергетически наполненная. Аштанги в то время в городе у нас не было. Конечно, это был формат фитнес-клуба и led-классы только, продолжалось это несколько лет.
— Лет?!
— Да, года три, наверное.
— По шесть дней в неделю?
— Нет, по три класса, в остальные дни были мои любимые тренировки. Этот клуб был рядом с моим домом, это было удобно, а потом мы переехали в другое место. Стало очень далеко ездить, я стала искать, что мне делать, потому что дорога туда-обратно больше выматывала, чем наполняли занятия. И вот, через дорогу от моего нового дома открывается новая йога-студия, открывает её человек родом из Индии, где-то за десять лет до этого он приехал посмотреть Казахстан и остался. Я пришла и там оказалась аштанга.
- — Он её и вёл?
— Да. Я начала практиковать с ним.
— Это тоже led-классы были? Ты тогда не знала про майоры?— Да, я вообще не знала про другой формат. Меня стало интересовать, откуда эта йога взялась, история, философия, все эти легенды. А учитель этот тем временем получил лицензию и открыл тичерс-курсы. Ну, я и подумала, это ведь интересно, пойду и поизучаю для себя. Последовательность я уже знала, а название асан на санскрите — нет. Я к нему подошла, а он мне отказал, сказал, я ещё не готова, нельзя. Я продолжила к нему ходить и где-то через год, на второй поток курса он меня уже пригласил. Я прошла тичерс его на базе аштанги, где мы всё изучали.
— А что изменилось за этот год? Когда ты была не готова, а потом оказалась готова.
— Я не знаю, что он увидел. Вряд ли это потому, что я где-то там углубилась, надо его спросить.
— Он продолжает преподавать?
— Да.
— Ты у него работаешь?
- — Сейчас нет. И вот, я закончила этот курс, который оказался для меня челленджем — зима, вставать надо было в 5, приезжать к шести, опоздание на одну минуту наказывалось штрафами и отработками. В общем-то я не планировала преподавать, а делала это для своего развития, но на экзамене он сказал мне, что я должна преподавать. Я восприняла это в штыки, а он стал настаивать, и дал мне группу. Это была не шала, он дал мне группу моих ровесниц, 50+, объяснив это тем, что я их должна вдохновить. Ну, говорю, окей. Первые занятия были для меня сложные, я прописывала всё до каждого слова, вплоть до приветствия, что сказать и куда посмотреть. А со временем я начала понимать, что люди-то 50+, у них много проблем, а я-то врач (я 15 лет проработала в медицине) и я понимала, что практика йоги может и вылечить, и навредить, к тому же группа у меня непростая, это, скорее, группа риска. Люди обращались ко мне за советом, как врач я им могла помочь, а вот с точки зрения практики йоги я не везде была уверена, я чувствовала ответственность. У меня ведь фундаментальное советское образование, мы были пропитаны принципом «не навреди». И я приняла решение поехать в Москву и обучиться на йога-терапии.
— У Лаппы?
— Нет, это было на базе Федерации йоги России. Я прошла обучение, мне дало это хорошую базу, а параллельно я практиковала аштангу. Я поселилась в «Пране» в хостеле, хотя могла жить у дяди, но в студии уже вела аштангу Мария Шалимова и счастью моему не было предела.
— Я вернусь к твоим словам о советском образовании. Ты упомянула, что с медицинской точки зрения тебе всё было понятно, когда человеку нужна была помощь. Сейчас у тебя какое понимание йоги и её влияния на практикующего? Тоже всё объяснимо с медицинской точки зрения?
— Сейчас уже всё иначе. Тогда мой подход был медицинским, я рассматривала йогу как лечебную физкультуру. Я рассматривала всё на уровне тела. Но, практикуя сама, я ощущала необъяснимые изменения внутри себя. Конечно, это были изменения физического характера, но я стала отмечать и изменения в эмоциональном плане.
— Пример приведёшь?
— Я вот говорила, что начинала в фитнес-клубе, тогда были стрессы, была тревожность. Но со временем мой эмоциональный фон стал спокойнее, я стала проще на всё реагировать, эмоциональные качели стали сужаться. Это стали замечать даже окружающие. Однажды пришли журналисты с нашего федерального канала, они снимали программы про снятие стресса и интересовались йогой. Преподаватель моя пригласила меня, чтобы я её поддержала. Снимали, значит, снимали, ей сказали спасибо, а меня позвали остаться в проекте. Видимо, увидели что-то тоже.
— Муж всегда поддерживал твои увлечения?
— Да, потому что он тоже со мной был в фитнесе. Йога? Хорошо, какая разница. Но потом, когда он стал замечать изменения, и он, и сын стали с осторожностью на меня смотреть. Сын как-то даже однажды спросил, почему я такая спокойная, ведь раньше я иначе реагировала на что-то. А позже стала изменяться картина мира: появилась безоценочность какая-то. Мы ведь всё оцениваем, мы люди: хорошо-плохо, черное-белое. Но у меня вдруг стало всё как-то ровнее. Появилось какое-то принятие, понимание, что каждый человек свободен в своём выборе. Раньше я была очень категорична в своём мышлении, была командиром везде — в семье, в бизнесе, а потом и это ушло. Я перестала быть стойким оловянным солдатиком, который не мог принимать точку зрения других людей. Сейчас моё состояние настолько мне нравится, так я люблю себя сегодняшнюю… Мне жаль, что так поздно это произошло. Случись это лет двадцать назад, как лучше бы мне было уже тогда. Кстати, я по жизни всего была пацанкой, резкие движения, окружение — сплошные мальчишки, много во мне мужской энергии было. И когда говорят про аштангу, что это силовая йога, что она вся мужская такая, развивает исключительно мужские качества, то со мной всё наоборот, моя женская энергия будто вырвалась наружу. Я сама не замечала этого, стали про это говорить окружающие: изменился стиль одежды, движения стали более плавные.
— Вау, здорово! У меня аналогичная история: чем сильнее физически я становилась, тем больше платьев стало появляться в моём гардеробе. Вернёмся в Москву. Шалимова, потом ты возвращаешься в Казахстан?
— Да, но пока ещё немного Москвы: у меня закончился курс в четверг, кажется, вечером, а в пятницу начался воркшоп Дилана Бернштейна, тогда мы с тобой и пересеклись.
— Так это было совсем недавно! Года четыре назад.
— Да! В 17-ом я получила свой сертификат, преподавательский стаж, считай, у меня совсем маленький. От Маши Шалимовой я очень зарядилась, поняла, куда мне продвигаться. Маша, конечно, невероятный человек. От одного её голоса я просто таяла. Дилан потом сразу! Я вернулась вся воодушевлённая и вскоре я получаю приглашение вести аштангу в новой студии для начинающих. Сначала я растерялась, немного боялась… В йога-терапии я была увереннее, а вот в аштанге… Но я подумала, что группа начинающая, что-то я ведь умею уже, знаю, и начала преподавать.
— Led или майсоры?
- — Майсоры. Знаешь, как-то они сразу меня зацепили. Это погружение в себя, когда ты имеешь возможность концентрации на себе, ты весь внутри, твои глаза не бегают и ты не ждёшь никакой команды — это для меня самой однажды стало спасительным кругом. Потому что моя жизнь до — она вся была во вне. У меня не было времени, не было навыка этого погружения, а на майсоре я это поняла и это ощутила. У меня просто вдруг не оказалось мыслей в голове, это так было странно, ведь мой ум — вечно бегающий, скачущий. Так что и преподавать я стала майсоры.
— Как в Индию ты попала?
— Я давно хотела, как только стала практиковать аштангу. Все говорят, что надо в Майсор, надо к Шарату, я тоже хотела и спросила Георга в Москве, как быть, как поехать. Он сказал, что в моём случае никак, потому что два месяца я должна отпрактиковать с авторизованным преподавателем. А у нас в городе нет такого, только Санди, но она в Алма-Ате, а я в Астане. Но, видимо, я об Индии думала и эту мысль запустила. А девочки, с которыми я работала — Венера, Динара, у которой ты тоже брала интервью, — от них я узнала о Лино. Но тогда был ковид и я не поехала, а сейчас я здесь.
— Так это твой первый раз?
- — Даааа! Это вообще мой первый раз в Индии, и я так счастлива, что я именно здесь.
— А есть план потом указывать Лино как авторизованного преподавателя, у которого ты занималась, чтобы ехать в Майсор?
— Ты знаешь, нет. Я не знаю, что будет дальше, но сейчас я не вижу для себя смысла в этом. К авторизации я не стремлюсь. Не знаю… Мне у Лино очень понравилось, я хочу и в следующий раз к нему. Здесь такая атмосфера… И с ним так спокойно. Когда я ехала, я была в небольшом напряжении, был не страх и не боязнь, но некое преклонение, как перед великим учителем. Хотя я ведь с ним уже встречалась, он ведь был у нас в Астане, я была у него на воршопе и я увидела, что он за человек — эта его хитринка в глазах и этот очень добрый взгляд. Тогда я и решила, что к нему поеду, но наступил локдаун, и вот я здесь.
— Там тебя кто-то заменяет в это время?
— Нет, там в это время каникулы, поэтому я никого не бросила. Сейчас у нас три шалы, которые в традиции майсора ведут.
— Отношения между вами какие? Конкурирующие?
— Вообще нет. Нет. Все девочки приезжают в Ковалам к Лино, мы все общаемся, встречаемся, между нами любовь и дружба, скорее. Доброжелательное сообщество у нас.
— А в Майор кто-то ездит или все ваши к Лино едут?
— Ммм… Нет, никто. Интересно складывается. К Сарасвати один человек поехал. Знаешь, аштанга стала таким образом жизни для меня… Таким фундаментом для моего физического состояния, эмоционального, ментального. Наверное, благодаря ей происходит какой-то духовный рост. Честно говоря, я не понимала, что это такое, что за понятие. Я не сторонник какой-то шизотерики, непонятных энергий, чакр, которые не понятно что прокачивают. Когда я начинала практиковать, для меня все это было не понятно и мне не хотелось никуда особо погружаться. Может, потому что я Дева, вполне себе земной знак. Но, наверное, то, что происходит в моей душе, изменения в восприятии к миру, к людям, наверное, это и есть духовный рост какой-то. Ты вдруг осознаешь это чувство любви к людям, больше эмпатии ощущаешь. Я выросла в семье, где со стороны мамы была такая любовь… Ей сейчас 83, она любит весь мир. Я смотрела на неё и никогда не понимала это, воспринимала это как должное. Она педагог по образованию, проработала всю жизнь в школе, всегда её любили все ученики. Сейчас она тоже бежит всегда всем на помощь, когда надо и не надо. Вот этот пример, наверное, всегда для меня был такой. И я — доктор, как те Чип и Дейл, бежала спасать всех друзей и знакомых, когда они ко мне обращались. Наверное, этот синдром спасателя и привёл меня в медицинский институт. А дальше перерыв случившийся между медициной и йогой, бизнес — это то время, когда мне не хватало чего-то. И как только я нашла йогу, моя душа зацепилась за неё и стала карабкаться, почувствовав, что тут можно помогать людям. К тому же я акушер-гинеколог по образованию. Забежала немного вперёд… На тичерсе, где я училась, преподавал анатомию и физиологию йоги преподаватель из мед академии. Мне это вообще не понравилось, потому что можно рассказать, что и как где устроено, но что в этом толку? Ладно я всё знаю и понимаю, где и что с чем связано, но как быть людям, которые вообще далеки от медицины? И в один прекрасный момент моя знакомая, обучавшаяся на другом тичерсе, говорит мне, что анатомия у них совсем никудышная. «Давай ты возьмёшь и прочитаешь, я обо всем там договорилась». А мне было это очень интересно и я согласилась. Я села за конспекты, за учебники, и стала думать, как это всё связать — физиологию, анатомию и йогу. И уже в течение трёх лет, наверное, я на тичерсах в нашем городе преподаю сейчас анатомию и физиологию.
— А ты как-то в практике личной исследуешь этот момент?
— Естественно!
— Расскажи, пожалуйста, пример. Есть какой-то прямой вау-эффект от какой-то асаны?
— Прежде всего я как раз исследую всё это на себе. Например, мы много говорим о дыхании. А почему? А как? А зачем вообще и что происходит? Моё пространственное воображение прям рисует, что там у меня внутри происходит с моими внутренними органами, с моей нервной системой, когда во время практики я глубоко дышу.
— И что происходит?
— Ну, если не углубляться, то во время того, как мы делаем вдох, наша диафрагма опускается вниз, а у нас на самом деле есть несколько диафрагм. Но нас интересует дыхательная диафрагма в йоге и тазовая. Тазовая — это мышцы тазового дна. И она реагирует на наше дыхание, на наши бандхи. На вдохе она опускается, а на выдохе тазовая поднимается, и это происходит синхронно с другой. Почему тазовая должна реагировать на дыхание? Потому что внутрибрюшное давление — примерно постоянная величина, — и если оно повышенное из-за спазма тазовой диафрагмы, например, то тогда будут нарушены кровотоки внутренних органов и будет страдать здоровье внутренних органов. Когда эта диафрагма напряжена… А я уточню, что уже несколько лет веду йога-терапию и йогу для беременных…
— Прости, я сразу передам привет нашему подписчику, который всегда в комментариях обращает внимание на то, что «опять тема беременности», — смотрите, не я её поднимаю.
— (Смеётся) А что делать? Это жизнь, вокруг нас очень много женщин. Так вот, когда мы имеем напряжение мышц тазового дна, то возникает множество проблем со здоровьем. А если практиковать постоянно, не обращая на это внимание, — особенно в аштанге, — то это может привести к нарушению женского здоровья во многих смыслах. Я не просто исследовала, я наблюдала много лет таких людей, смотрела, как у них протекает беременность, есть ли проблемы с зачатием — я сразу обращаю внимание на то, как человек работает с бандхами, правильно ли. Зачастую их надо прочувствовать, потому что слушать и смотреть на картинки можно миллион раз, но пока ты это ощущение не поймаешь — ты не поймёшь. Новички особенно часто делают эту ошибку, потому что сами преподаватели им говорят, что бандхи — это сведение ануса, напряжение сфинктеров, которые держат в напряжении тазовое дно. Девочки сохраняют это напряжение, это становится привычкой, и в результате вскоре нарушается работа органов и от этого проблемы с зачатием, бесплодие, разные новообразования. Это очень серьёзные вещи. Но я допускаю, что всё это от моего ума и, может, надо быть проще. И здесь, кстати, мне многие — я сама в шоке — говорят, просто глядя на меня, не общаясь со мной, что я слишком много думаю.
— Ко мне Лино как-то во время практики подошёл и крикнул: «Почему у тебя всё время вопросы в голове?! Хватит думать!»
— Я для себя в этом обнаружила очень много моментов для размышления и работы с собой. Наверное, если бы я сюда не приехала и не услышала это, может, я бы не задумалась об этом. Теперь я чаще стараюсь расслабляться ментально и не думать.
- — А нет противоречия для тебя в том, что ты преподаёшь что-то помимо аштанги? То, что ты не практикуешь?
— Для меня нет, я рассматриваю эту деятельность как терапию. Вот я доктор, поэтому я смотрю на это не просто как на практику йоги, а как помощь.
— А, так ты йогу как терапию ведёшь? И для беременных. То есть не отдельный стиль?
— Нет, именно терапия. Вот та же йога для беременных — они так называют её, но там микс разных практик, я бы вообще назвала это подготовкой к родам.
— Тогда понятно. Ещё вопрос: с твоей медицинской базой, анатомией, знанием физиологии — есть или были у тебя сомнения, например, в последовательности аштанги? Что-то, может, кажется не логичным, не корректным?
— Есть. Но не то, чтобы неправильно, я не могу оспаривать метод.
— Много таких моментов?
— Я не задумывалась. Я воспринимаю практику аштанги как что-то, не подлежащее (во всяком случае, для меня) анализу и оценке. Наверное, я не самый мудрый и не самый умный человек на этой земле, есть более мудрые и умные, которые составили эту последовательность. Но, опять же, иногда размышляя, я задаюсь вопросом, почему пашчимоттанасану мы делаем перед пурвоттанасаной. С точки зрения рефлексов, постизометрический релаксации, сначала мышца напрягается, потом она легче растягивается.
То есть мы должны сделать пурвоттанасану, всю заднюю часть напрячь, а потом, в пашчимоттанасане, она лучше вытянется. Но почему-то наоборот.
— Ты не интересовалась на этот счёт у Лино, например?
— Знаешь, нет. Хотя надо бы спросить, наверное.
— При этом у тебя нет соблазна поменять эти асаны для себя местами? Или в личной практике ты делаешь наоборот?
— Нет, я в аштанге ничего не меняю, конечно. У меня могут возникать вопросы, но я не считаю себя правой так поступать и что-то такое делать. Методу десятилетия, его эффективность доказана.
— У себя в городе ты сама практикуешь или куда-то ходишь?
— Я занимаюсь с Сундаром, у него, правда, led-ы, и в остальное время сама. Сама я практикую до занятий, а веду вечерние классы.
— Большая группа?
— Нет, на аштангу у меня ходят человек восемь максимум. И время не очень удобное, и практика непростая, но мне нравится такое количество, мне комфортно. Это у меня прям для души, получается. Утром йога для беременных, терапия и своя практика. Мне это очень удобно.
— На аштангу приходят из других твоих же групп?
— По-разному. Приходят и с терапии, и просто с улицы. Приходит очень много, остаётся очень мало.
— Была мысль когда-то, что не возвращаются на класс из-за того, что ты не устроила? Или ты никогда не связывала этого с собой?
— Всегда понимала это: каждый ученик ищет своего учителя. Плюс сам метод абсолютно не для всех. Поэтому я спокойно к этому отношусь очень.
— Планы на практику у тебя есть? Мечты?
— Я пока так и не могу встать с моста, это моя мечта. Я вообще не гибкий человек, я даже в детстве не вставала в мостики. Поэтому для меня прогибы это всегда была боль, даже лёжа. Через эту проработку тела я ощутила изменения в гибкости ума, поведения, своих реакций. Буквально за последние четыре года.
— Ты вторую практикуешь?
— Да, я делала до уштрасаны, но на последнем воркшопе подошла к Лино и спросила, могу ли я делать дальше. Могу, сказал.
— Тогда такой вопрос: ты просто про чёткое следование методу не раз упомянула, а для некоторых прямо-таки незыблемым правилом является то, что ко второй серии человека можно подпускать только после его выхода из моста на ноги. При этом не реже звучит и другой подход: если человеку просто не дано, то почему он обречён всю жизнь топтаться на месте. Ты, так я подозреваю, теперь в лагере вторых?
— Когда я начинала практиковать, я тоже считала, что метод есть метод и мы обязаны во что бы то ни было его соблюдать. А потом, общаясь с разными ребятами, преподавателями, я поняла, что не человек для аштанги, а аштанга для человека. Когда я это осознала, будто какой-то груз с моих плеч упал, по отношению к себе, в первую очередь, потому что я человек сильной внутренней дисциплины: если я так решила, то всё. И это очень мешало мне жить, потому что я могла биться ради чего-то головой, не замечая знаков, надо оно мне или нет. Мне было тяжело вставать рано, начинать практиковать в 5 или 6. Теперь я встаю попозже и начинаю попозже. Мне классно! Я себя прекрасно чувствую! И по отношения к ученикам у меня сейчас такой же подход.
— Кто приезжал к вам из известных учителей?
— Рикардо Мартинес был у нас, Бунчу, Лино. Я много лет езжу в Таиланд, я летом должна уезжать из Казахстана из-за сильной аллергии, там я у Сони Елакиной (Елфимовой) практикую. Аня Гурьева приезжала, Юра Кочетков.
— Есть кто-то, с кем ты ещё хочешь попрактиковать?
— Знаешь, до недавнего времени у меня была какая-то жадность в этом плане, мне хотелось прям у всех позаниматься, ко всем попасть. А сейчас я уже как-то успокаиваюсь, уже нет такого разброса, хочется больше спокойной стабильности, этой защищённости и расслабленности, которые я почувствовала у Лино: ты встаёшь рядом с ним на коврик и всё, улетучиваются все мысли, нет никакой напряжённости. Он какой-то волшебник, не иначе. Его мне достаточно сейчас.
— Спасибо тебе!
Беседовала Диана Гуцул.
