Один из ведущих ассистентов знаменитого учителя из Италии Лино Миеле — о специфике преподавания метода при расслабленном ритме жизни, о своих способах привести людей в зал, и о том, как спустя двадцать лет практики продолжать делать её ежедневно.
— Где именно в Италии находится твоя студия?
— Двадцать километров от Бергамо и пятьдесят от Милана. Всего я сменил четыре места.
— И владельцем всех этих студий был только ты?
— Да. Сейчас есть в городе и другие места, но в них не только аштанга, у них ещё хатха, йога Айенгара и другие направления, — это проще в плане бизнеса.
— Но в твоей шале только аштанга?
— Исключительно.
— Там только утренние классы?
— Утренние и вечерние.
— И только ты преподаёшь?
— Да, а Розелла учит новичков.
— То есть у вас нет выходных?
— В воскресенье выходной.
— Почему в воскресенье?
— Ой, в субботу, извиняюсь. Так же я преподаю дважды в неделю ещё в двух фитнес-центрах, чтобы расширить связи.
— Там ты тоже аштангу ведёшь?
— Всегда только её.
— А сильно разные студенты приходят практиковать в шалу и в фитнес-клуб?
— Да, абсолютно разные. На фитнесе они больше занимаются кросс-фитом и пилатесом, но именно так они начинают практиковать аштангу.
— То есть у тебя есть студенты, которые начинали практиковать с тобой в фитнес-центре, а потом бросали кросс-фит и начинали ходить только в шалу на йогу?
— Да, именно в этом мой план. Как правило, спустя год они приходят в шалу.
— Это у тебя такая стратегия?
— Да, а иначе как люди узнают?
— Ты начал практиковать 22 года назад?
— 21 год назад.
— Почему? По какой причине?
— У меня был друг, который всё время говорил: «Пойдём, пойдём со мной, это хорошая практика, хорошая терапия!», потому что в то время у меня были проблемы со спиной из-за моей работы.
— А что у тебя была за работа?
— Плотник, физически тяжелая работа, строительство.
— И этот друг продолжает практиковать?
— Да, он мне как брат. Он же очень помог мне построить последнюю шалу, когда я был в Индии. Сам он сейчас он в Калифорнии, хороший парень.
— Он преподаёт сейчас?
— Да, немного. Последние несколько лет он был в Таиланде, но сейчас, может, он вернётся.
— А с кем ты начинал практиковать? Кто был твоим первым учителем?
— Это было в Nova School в Италии и это был мой друг, он всё ещё живет там же, где и я, он примерно одного возраста с Лино, ему около 68-69 лет… Он был хиппи и провёл 25 лет на Гоа, а в 1990-ом вернулся в Италию. Когда в 2000-2001 году он начал преподавать, я был в той его группе, очень маленькой группе.
— Как ты познакомился с Лино и начал практиковать с ним?
— Он, тот мой преподаватель, мне сказал однажды, что есть только один итальянец, который практикует аштангу, — в то время вообще никого не было, в начале 2000-го. Сказал, что он из Рима и его зовут Лино Миеле. Я видел фотографию Лино в шале в Майсоре, в 2002-2003 гг. я пытался найти его по интернету, а в 2005-ом я встретился с ним, спустя четыре года поисков.
— Ты поехал к нему в Рим?
— В Милан тогда, в первый раз.
— Когда ты начинал практиковать с Лино, он преподавал каждый день или как сейчас, только несколько раз в неделю?
— Где?
— Когда ты впервые приехал к нему в Милан.
— В Милан он приезжал пару раз в год с воркшопами.
— Он никогда не преподавал в одном месте на протяжении долгого времени?
— Нет, у него никогда не было школы, он всегда только управлял ими, как директор. У него есть одна школа в Финляндии…
— В Буэнос-Айресе…
— И в Италии.
— Итак, ты с ним познакомился, начал практиковать. А когда он путешествовал, ты практиковал один?
— Да.
— Вау! Это же сложно, нет?
— Сначала да, но потом становится легче.
— Почему?
— Потому что, если у тебя хороший учитель и он хорошо объясняет, то ты можешь делать это потом один.
— А что с мотивацией?
— Мотивация приходит так же, как и практика. Я представляю, сколько людей по всему миру практикуют одновременно со мной. Ты в Москве, я в Италии, кто-то в Индии…
— Ты пьёшь вино?
— Нет. Хотя итальянское вино очень хорошее.
— Из-за практики?
— Да. Когда я начал практиковать, я стал вегетарианцем. Никакого алкоголя. Никакого курения.
— Потому что Лино так сказал или ты сам так чувствовал и решение пришло изнутри?
— Да, всё идет изнутри, но это длительные процесс.
— В России… хотя нет, не только в России. Сейчас некий всеобщий тренд на тему того, что практика должна быть для жизни, а не жизнь для практики.
— Конечно.
— Но отсюда следует, что если вы хотите пить алкоголь, то вы его пьёте, а если хотите курить – курите. Где ваш баланс между практикой для жизни и жизнью ради практики? Возможно, иногда один бокал вина — это нормально?
— Я не знаю, но это и не имеет значения, потому что если вы начинаете практиковать йогу, хотите очистить своё физическое и ментальное состояние, нет никакого смысла курить. Конечно, если я хочу покурить, то я курю, если я хочу выпить, то я пью, но…
— То есть вы не считаете это какими-то границами для себя?
— Нет. Я счастлив, мне не надо курить, мне не надо пить, мне не нужна сигарета с марихуаной. Посмотрите на моё лицо, на её лицо (показывает на Розеллу, свою жену — прим. Ashtanga-samgha) В России курят?
— Я не буду называть имён, но я знаю тех, кто здесь практикует с Лино и курит иногда.
— Возможно. Но вообще, когда вы начинаете практиковать, этот процесс происходит автоматически. Если вы один день практикуете, другой, третий, со временем получается, что вы занимаетесь ежедневно, и тогда процесс запускается автоматически. Это норма, вам не надо делать какие-то специальные вещи, чтобы стать счастливым. Я верю в это.
— Как ты стал ассистентом Лино?
— Спустя десять лет практики с ним.
— Он учил тебя ассистированию?
— Да, у меня было интенсивное обучение где-то в 2010-2011-ом годах и после я постепенно начал ассистировать.
— Помощь Лино в практике — это какая-то магия. Несколько дней назад у меня болело плечо, но я не говорила об этом Лино. Мне надо было делать капотасану, как вдруг он подошёл и помог. Он как будто чувствует, когда и кому нужна помощь. Он будто видит нас насквозь. Он ведь сам говорит, что когда смотрит нам в глаза, то понимает, устали мы или нет. Не понимаю, как это работает и как он это делает. А у тебя было когда-то, если не желание, то любопытство поехать в Майсор?
— Я был в Майсоре несколько раз.
— У кого?
— Не у Паттабхи и не у Шарата, у другого учителя.
— Это было до или после встречи с Лино? Или одновременно?
— В самом начале, когда я стал заниматься с Лино, после Ковалама. Потому что в то время я не хотел ехать домой — там холодно, и оставался в Индии ещё на два-три месяца. А когда начиналась весна, я возвращался в Италию.
— И для Лино это было нормально, он не ревновал тебя к другим учителям?
— Нет. Но когда ты становишься ассистентом, ты уже ни к кому не можешь уезжать. Но мне и не надо больше.
— А почему ты никогда не ездил к Шарату или к Паттабхи Джойсу?
— Потому что в то время у меня особо не было денег и я не мог себе этого позволить. Особенно на два месяца.
— Какая ситуация с аштангой сейчас в Италии? Например, в России у практикующих популярно мнение, что обязательно надо практиковать только с авторизованным учителем, а если ехать в Индию, то исключительно в Майсор. Как будто нельзя даже думать о другом варианте. В Италии имеет значение, практикуешь ты с авторизованным преподавателем или нет?
— Очень много итальянцев ездят в Майсор, но мне вообще это безразлично, — я занимаюсь своими делами, у меня свой путь. Мне не важна авторизация, это просто бумажка. Очень много людей с этими бумажками, но они не знают, как преподавать, как это вообще делается. Потому что в Майсоре вас не учат преподавать. Когда Лино вручал сертификат о прохождении обучения, он сказал, что теперь эту бумагу можно повесить на стену в туалете, потому что она не имеет значения, а значение имеет только многолетняя личная практика. Этому его учил Паттабхи Джойс, этому он учил меня.
— Ты практикуешь до или после группового класса?
— Сейчас после класса.
— В какое время у вас классы?
— Два раза в неделю в 6 утра.
— Это рано!
— И в 6:30. Потом по понедельникам и средам в 6 – 6:30 утра, а по вторникам, пятницам и субботам в 8 – 8:30.
— Почему такая разница?
— Потому что очень сложно заставить людей вставать каждый день в пять утра и практиковать, это непросто.
— Но если им надо в офис после практики, им нормально начинать в 8 часов?
— Старым студентам да, новичкам сложнее. Но это мой план, чтобы в будущем они смогли практиковать каждый день в 6 утра. Мне хочется, чтобы люди поняли, что можно так жить. Им надо время, хотя бы пару лет.
— У тебя самого были перерывы в практике?
— В 2004 году я попал в сильную аварию на мотоцикле и не занимался йогой три месяца. Потом я начал понимать, что сама практика – это хорошая терапия, и после я уже никогда не прекращал практиковать.
— Когда ты вернулся в практику после аварии, то с чего начал? С самого начала с первой серии или тело помнило всё и несложно было вернуться?
— Это зависит от того, новичок ты или уже долго практикуешь. А тело имеет хорошую память, да. В любом случае, после долгих перерывов всё время надо начинать с приветствия солнца, с первой серии и медленно идти вперёд. Как вы все здесь (в Индии, Ковалам, на воркшопе у Лино Миеле — прим. Ashtanga-samgha) делали первые три недели после приезда. И всегда надо так делать. Ты видела мою практику?
— Частично, если ты начинал заниматься после ассистирования.
— Нет, не сейчас, а когда я приехал сюда два месяца назад. Я начал с половины первой серии, на второй день я сделал первую серию, следующие 7-10 дней тоже первая, потом вторая и только потом постепенно я пришёл к своей практике. Всегда надо так делать, так учит Лино. Если будете так делать, то избежите болей, травм и всего остального.
— Это потому что ты приехал из Италии в Индию?
— Да, конечно. Но когда вернусь обратно, то первую неделю, скорее всего, вообще буду делать только асаны стоя.
— Вау, даже не первую!
— Мне всё равно. Вы меняете погоду, меняете еду, вы меняете кровать, — всё меняете.
— Разница в часовых поясах…
— Если вы начнёте сразу c промежуточной или продвинутой серии, то через три дня заболеете, с температурой проснётесь точно. (интервьюер Диана уже через пару недель совершит эту ошибку и на личном опыте убедится в верности слов Стефано, проснувшись с температурой после практики второй серии на третий день с момента возвращения).
— Как ты относишься ко мнению о том, что аштанга имеет лимиты и доступна далеко не всем желающим её практиковать?
— Я считаю, что это ограничения в голове тех, кто так говорит. Даже после двадцати лет практики я никогда не видел её пределов. Когда вы заболели, когда у вас травма или боли, или когда вы постарели, — вы всегда можете адаптировать свою практику. И вы всегда можете практиковать. Лино мне сказал, что гуруджи всегда говорил, что первая серия для всех и для всех возрастов вплоть до 90 лет. Люди, которые говорят про ограничения, сами перестали практиковать, — у них нет сил, мотивации или чего-то ещё, поэтому они пытаются найти оправдание, почему так произошло. Если вы чувствуете себя и своё тело, когда практикуете, вы понимаете, насколько это великолепная практика.
— Абсолютно. У тебя были когда-либо сомнения или желание изменить что-то в последовательности? Или ты преподаёшь ровно так, как этому учит тебя Лино и как ты сам практикуешь?
— Нет. И в своей практике я никогда ничего не меняю. Если я устаю, то я просто делаю половину первой серии и всё. Есть куча людей, которые делают половину первой серии и потом сразу промежуточную, потом начинают мучиться с ногами и не могут ногу за голову положить. В этом вообще нет смысла, потому что первая серия помогает раскрыть бёдра. Если вы не делаете первую серию целиком, если не кладёте ногу за голову, то нет смысла начинать промежуточную, например. Там бхуджа пидасана, супта курмасана и все другие асаны, — если вы пропускаете эти положения, то сломаете себя через пару месяцев, потому что вы не готовы ещё, но кто это знает? Сейчас люди не понимают этого: никто не разговаривает с ними, никто не объясняет им как реально работает метод или как использовать учения гуруджи того времени.
— Розелла была твоей студенткой?
— Да, она начала практиковать йогу в 15 лет со своей мамой.
Розелла: Я занималась хатхой, а потом пришла на аштангу и это был был кошмар.
Стефано: Тяжело, да? Она постоянно делала всё не то, не те асаны, потому что хатха-йога немного другая.
— Ты был её первым учителем?
— Нет, но первым учителем по аштанге.
— Мама Розеллы тоже начала практиковать аштангу?
— Её мама продолжает практиковать, но немного: приветствие солнцу и несколько асан стоя каждый день. Для неё этого достаточно.
— Есть такое выражение на русском, не знаю, есть ли подобное в итальянском, но речь о том, что врач не может делать операцию родному человеку, потому что будет бояться причинить вред или боль, он не объективен в этот момент. Когда твой студент — это твоя девушка, сложно относиться к ней ровно так же, как к остальным в зале?
— Нет.
— Но всё-таки, отношение к Розелле отличается от того, которое дома и того, что в шале? Например, она может тебе сказать после занятия что-то типа: «Ты вообще не уделял мне внимания!»?
— Да, постоянно! Она постоянно этим возмущена!
— А практикующие могут сказать, что ты уделяешь Розелле больше внимания?
— Нет, другие студенты не могут так сказать, это исключено. Это только она постоянно жалуется мне и говорит: «Не трогай меня больше, потому что, когда ты меня трогаешь, мне очень тяжело». Но это неправда.
Розелла: Он правит меня слишком жёстко.
Стефано: Это совсем неправда. Когда я делаю ей ассисты, я делаю это мягко, потому что она очень гибкая. Я знаю её тело, оно очень гибкое и достаточно сложно править такой тип тела. Когда у вас много мышц, то нет проблем, но, когда тело мягкое и гибкое, это очень сложно, можно травмировать. Когда у вас жёсткое тело, например, это несложно, потому что такое тело можно чуть сильнее поддавить, но когда вы гибкие всплывают проблемы.
— Когда Розелла стала тебе ассистировать?
— Спустя много лет, четыре или пять.
— Потому что она была лучше других студентов или потому что она твоя девушка?
— В то время мне нужна была помощь в шале и, конечно, потому что она моя жена и потому что она была готова и знала, как это делается, спустя столько лет личной практики. Это целый процесс, понимаешь? Ты не можешь начать преподавать йогу, если у тебя нет опыта. Появляется какое-то внутреннее чувство, когда ты готов кого-то чему-то обучать. Я помню, что после 5-6 лет практики я не был готов объяснять что-то или преподавать, потому что эта практика очень тяжёлая, если вы не понимаете её, то можете нанести увечья.
— Ты путешествуешь по Италии или в другие страны с семинарами?
— Не очень много.
— Потому что не хочешь?
— Потому что на данный момент никто не просит меня.
— Для тебя важна такая возможность или это слишком напряжно?
— Когда у тебя есть шала, то это сложно, так как надо преподавать каждый день и думать о своих студентах.
— А кто в студии, когда ты уезжаешь? У тебя есть ещё ассистенты, кроме Розеллы?
— Нет, но есть Лука и Барбара – два моих старых студента.
— Когда ты уезжаешь, меньше студентов приходит практиковать?
— Да, намного меньше, особенно в декабре-январе: люди отдыхают на каникулах и на Рождество, а потом в феврале начинают ходить.
— Летом ты тоже, как принято в Европе, закрываешь шалу?
— В августе.
— В России это невозможно. Нельзя закрываться, потому что нужны деньги, нужно работать. Я знаю, что во Франции, например, тоже закрываются и даже на дольше, чем месяц.
— Это очень тяжело — преподавать каждый день, каждый месяц. Самому тоже нужно немного отдыхать от этого, «заряжать свои батарейки». Мы уезжаем в Казале к Лино на воркшоп, это отличное место, море близко.
— А ты осознаёшь, что когда-то достигнешь предела в практике, перестанешь добавлять асаны и продвигаться по сериям?
— Когда-то мы все достигнем точки, конечно. Я думаю, это нормально. Не надо думать, что вам нужно всё больше и больше, вам это не нужно.
— Но если всё равно однажды тебе нужно будет остановиться, то зачем сейчас куда-то двигаться?
— Я не знаю. Возможно, спустя много лет надо будет остановиться. Мне сейчас 46 лет и несколько лет назад я стал думать: «Ок, мне надо будет остановиться, спустя двадцать лет практики — это более, чем достаточно». Возможно, я буду делать только первую серию и, возможно, часть второй, потому что сложно быть в тонусе каждый день. Чтобы делать продвинутые практики надо быть в фокусе постоянно, потому что практика интенсивная и очень глубокая. Но если вы чувствуете, что можете делать, то делайте. В какой-то точке тело начнёт стареть, это нормально.
— Но ты уверен, что в любом случае ты продолжишь практиковать? И именно аштангу?
— Конечно, но я постепенно буду адаптировать свою практику. Если вы не можете делать часть асан стоя и не можете делать пробросы, вы можете подшагивать, но таким образом, не спеша, вы всё равно сможете сделать всю практику.
— Для чего? Для улучшения качества жизни? Что это даёт тебе, зачем практиковать?
— Для чего я начал практиковать?
— Нет. Почему сейчас практикуешь и почему хочешь сохранить практику в будущем?
— Потому что жизнь намного лучше с практикой, чем без неё. Потому что так я чувствую себя лучше, у меня много энергии, я чувствую себя более здоровым и счастливым. На этом всё.
— Как произошло так, что ты стал оставаться здесь, в Ковалам, после Лино, ещё на две недели?
— Я не знаю. Когда мне исполнилось 40 лет, он спросил меня и я сказал да. Потому что раньше здесь весь февраль был его ассистент из Финляндии. То есть Лино был декабрь и январь, а на февраль оставался этот парень. Такая была традиция, но потом она остановилась через несколько лет.
— Это был не Петри?
— Нет. Возможно, Петри был сначала, и Сюзанна Фенокки, но, возможно, кто-то ещё. А потом они перестали приезжать, и через пять лет Лино захотел возобновить эту практику, спросил меня, и я подумал, почему нет? Мне нравится быть здесь. В 2019-ом, последний перед пандемией сезон, у меня остались почти сорок человек, это было неплохо. В первый год было вообще три или четыре, но это нормально, всё постепенно.
— Летом ты тоже, как принято в Европе, закрываешь шалу?
— В августе.
— В России это невозможно. Нельзя закрываться, потому что нужны деньги, нужно работать. Я знаю, что во Франции, например, тоже закрываются и даже на дольше, чем месяц.
— Да, это здорово! Всё больше и больше студентов приезжают сюда сразу из расчёта, что после Лино останутся у тебя.
— Когда человек только начинает свой путь в преподавании, у него не очень много студентов, и он начинает расстраиваться. Но я считаю, что, если студенты приходят – хорошо, если не приходят – тоже хорошо. Ничего страшного. Когда Паттабхи Джойс начинал, у него было два-три студента, потребовались годы, прежде чем много практикующих стало приезжать.
— Насколько я понимаю, ты не считаешь led в своей итальянской студии. Почему?
— Если я буду давать класс под счёт даже 3-4 раза в месяц, очень скоро люди перестанут приходить на практику.
Розелла: В Италии люди поздно ужинают, ходят на вечеринки, едят пасту и с утра завтракают.
Стефано: И много работают, около 10-12 часов в день. Они идут спать очень поздно, в полночь или в час ночи. Это южное место. Рим, например, другой. В Милане люди просыпаются намного раньше, чем в Риме. Каждый город разный и разный подход. В нашем регионе у людей дома и машины, они закрытые по своему характеру, до них трудно достучаться. Я езжу на велосипеде, гуляю, веду классы в фитнес-центре, чтобы они видели меня, наблюдали, доверились мне и пришли однажды на йогу.
— Спасибо тебе! И тебе, Розелла.
Беседовала Диана Гуцул.
Фото в тексте: @by_alyssa_a, Ashtanga Yoga Martinengo, Дианы Гуцул.
