— Сегодня уже во второй раз гостем подкаста стал Александр Медин. Я особенно хочу сфокусироваться на его самом недавнем проекте в Норвегии. Он основал очень успешный благотворительный проект «Возвращайся на ринг». В рамках него Александр обучает йоге тюремных заключённых, большая часть из которых приговорена к длительным срокам. Проект начался в 2015-ом, и стал настолько успешным, что на сегодняшний день он начал получать государственное финансирование, расширил свой преподавательский состав, в который вошли почти все преподаватели Норвегии, а также некоторые заключённые, которые тоже стали преподавателями. Сам Александр в юные годы тоже побывал в тюрьме, стал боксёром и даже завоевал титул чемпиона по боксу. Затем он тренировал профессиональных танцоров и в конце концов стал преподавателем аштанги, которого мы и знаем теперь. Этот путь занял более двадцати лет. В 2002-ом он был сертифицирован Паттабхи Джойсом, но он оставался ещё какое-то время в Индии. Алекс, ты, кажется, никогда не отдыхал. Изучал санскрит и получил магистерскую степень, перевёл «Йога сутры» и «Бхагавад Гиту» на норвежский, а также организовал перевод книги Кришнамачарья «Йога Макаранда». Также я бы хотел добавить пару слов от себя. Алекс обладает очень яркой и мощной индивидуальностью, непостижимой энергией. Он действительно старается проживать жизнь в йоге на самом высоком уровне. Это включает в себя постоянное исследование себя и саморефлексию, а также ощущение взаимосвязанности всех явлений. Добро пожаловать, Алекс. Я очень рад приветствовать тебя в этом подкасте.

— Спасибо, Адам. Мне очень приятно находиться здесь.

— Алекс, может быть, ты дашь более подробное описание того, чем ты занимаешься сейчас.

— Если говорить коротко, «Возвращайся на ринг» — это организация, которая обеспечивает организацию занятий йогой… Вообще, мы, конечно, занимаемся очень многими вещами. Если коротко, мы используем йогу и принципы йоги для того, чтобы помочь людям с зависимостью, и людям, которые побывали в тюрьме, снова выстроить свою жизнь, приподнять их и дать им увидеть, что они могут быть активными участниками общества, внося свой вклад в его развитие, вместо того, чтобы быть на его задворках и заниматься тем, что разрушает их самих и других.

— Как ты втянулся в это? С чего всё началось? Я знаю, что до этого ты был в йоговских кругах, путешествовал, проводил семинары и обучения для преподавателей – обычные вещи для сертифицированного учителя йоги, которым ты являешься. Что подтолкнуло тебя вернуться обратно в Швецию и начать всё это? И как ты начинал?

— Во-первых, я из Норвегии, это соседняя Швеции страна.

— Извини! Я знал, что ты из Норвегии.

— Ничего страшного. Я очень долго жил в Швеции, может быть, это тебя спутало.

Я родился в Норвегии и жил достаточно счастливую жизнь до 15-16 лет. Я был из бедной семьи, но всё же жизнь была нормальной. Когда мне было около 15-16, я втянулся во все эти истории с наркотиками, полицией, я сидел какое-то время в тюрьме, и всё такое. К счастью, в моей жизни появился очень хороший учитель, который взял надо мной шефство, он требовал от меня сосредоточения, и он смог направить мою энергию.

Дело в том, что когда тебя сажают в камеру (а я был молод, когда меня ловила полиция), они не могли посадить меня надолго, они сажали меня на 24 часа или 48 часов, пытаясь вытащить из меня какие-то показания, потому что существуют определённые правила и законы для тех, кому ещё нет восемнадцати. Конечно, наказание может быть более строгим при серьёзном нарушении. Но я помню, что каждый раз, когда я оказывался запертым в пустой камере СИЗО, ожидая, когда меня переведут в тюремную камеру, а в СИЗО очень маленькая камера, в которой есть только пол и маленькая дырка в углу, в которую ты можешь сходить в туалет. И, с одной стороны, я провёл сотни часов в подобных клетках, и когда тебе всего 16-17 лет, это действительно влияет на твоё сознание: ты либо сходишь с ума, либо становишься очень чёрствым. И позже я стал жёстче, я не хотел подчиняться этим людям. И эта чёрствость – это внутреннее броня, или панцирь абсолютно несчастного, запутавшегося, одинокого и потерянного человека. И я очень хорошо помню это чувство потерянности и отчаяния, которое я испытывал много раз, когда находился в тюрьме. В те момент я делал много отжиманий или каких-то упражнений, просто чтобы отвлечься и вернуться в чувства. И это чувство отчаяния, одиночества, покинутости, невозможности выбраться из своих мыслей, ты чувствуешь себя в ловушке у своего собственного ума, мыслей, переживаний, проблем, беспокойства за своих друзей и за то, что может произойти. И потом, когда мне было 18, мне повезло, я переехал в Швецию, у меня получилось выбраться из всего этого. И всё-таки я нёс в себе эту драму, это чувство потерянности и одиночества.

---

Некоторые из тех, кого я обучал йоге в тюрьме, сейчас работают преподавателями йоги на полную ставку. И то, что сейчас эти ребята служат обществу, очень мотивирует.

---

— У меня возникло два вопроса. Помнишь ли ты, что ты чувствовал, когда вся эта история начиналась, и что помогло тебе закончить её? Ведь многие люди не могут. Помнишь ли ты тот момент, когда ты решил, что ты должен поменять это?

— Подобные ситуации втягивают людей очень медленно и незаметно, а то, сможешь ли ты выбраться из них, зависит от многих обстоятельств. Для меня решающим моментом стало то, что я начал принимать и наркотики и переходить какие-то границы общественных представлений о том, что такое приемлемое поведение. Я начал красть вещи, и очень по-глупому: велосипеды, машины. Потом мы начали грабить магазины ночью. И в конце концов всё закончилось тем, что я стал специалистом по вскрытию сейфов. Так я оплатил свой первый год обучения в балетной академии в Швеции. Я пришёл туда с огромным количеством налички. Несмотря на всё это, было, конечно, много смешных историй.

— Танцор балета, вскрывавший сейфы. (смеётся)

— Нет, я был боксёром тогда. Но в любом случае, единственная причина, почему я смог порвать со всем этим, заключалась в том, что я переехал из Норвегии, что я уехал от своих друзей и не поддерживал с ними связи. И вторая причина была в том, что я был боксёром и мне нужно было поддерживать себя в форме. И ещё одна причина – когда мне было двадцать, у меня появился сын. Я не хотел, чтобы он навещал меня в тюрьме. Поэтому я был очень непреклонен в своём решении порвать с этой историей. Но, к сожалению, многие из моих друзей того периода жизни продолжили заниматься этим, они были замешаны в вооружённых ограблениях, они грабили банки, они грабили машины, перевозящие деньги. И они все попали в тюрьму. И некоторые были пойманы на тяжёлых наркотиках. Некоторые из них умерли от передозировки, кого-то зарезали. Все они закончили свою жизнь очень трагично. У меня была привилегия в виде возможности жить в Швеции с 87-го до 96-го. И потом я переехал в Англию, а потом в Азию. Когда я вернулся в Норвегию в 2009-ом, я был счастлив помогать, преподавая йогу в йога-студии, где я был частью команды в Осло. Мы создали очень хорошее сообщество, я преподавал майсоры каждый день. И с тех пор, как я получил сертификацию в 2002-ом, я получал приглашения поехать за границу, но это не очень отзывалось мне. Каждый раз, когда я приезжал преподавать за границу или когда я жил несколько лет в Гонконге и там меня пытались продвигать как мастера йоги, мне казалось это таким нелепым, потому что я понимал, как мало я знаю на самом деле и как много нужно, чтобы добраться до реальных глубин чего-либо. Меня не удовлетворяло это всё. Мне не хотелось быть знаменитым учителем йоги, который путешествует по миру и пытается строить из себя кого-то или пытается зарабатывать деньги на йоге. Когда я вернулся в Норвегию в 2009-ом, я хотел просто осесть в Осло и служить моему сообществу там. И я бы очень счастлив, я создал очень хорошую программу майсоров. И в 2011-ом я связался с людьми из тюрьмы, которая называется «Ила», – в ней содержится очень много заключённых, приговорённых к длительному заключению, — я предложил свои услуги преподавателя йоги на безвозмездной основе. Сначала это был один раз в неделю, потом два, потом больше. Потом многие из тех, кто приходили ко мне на занятия, начали говорить, что они хотят узнать больше о йоге. И причина, по которой я хотел преподавать йогу в тюрьмах, заключалась, конечно же, в том, что я понимал: если бы, когда я был в тюрьме, у меня был такой инструмент, такой метод, я смог бы уберечь себя от многих плохих вещей, я мог бы быть более беззаботным и спокойным с людьми. Это был бы абсолютно другой, намного более мягкий подход к жизни. Я потратил десять лет в балете, чувствуя себя постоянно разбитым, никогда не чувствуя себя достаточно хорошо, потом ещё двадцать лет в йоге, потея и выворачивая своё тело наизнанку. И я просто хотел поделиться тем, что со мной случилось и чему я научился. Так и началась «гангста-йога», — так она называлась в тюрьмах. И в 2013-ом я запустил программу для наркозависимых.

И, я думаю, что возможно наша программа сработала и нам удалось достичь успеха, потому что в начале я рассказывал свою историю ребятам и говорил: «Послушайте, у меня бывали времена, когда я был на вашем месте, я знаю, что вы чувствуете». В тюрьме очень жёсткий менталитет, и я тоже был очень жёсток, я был боксёром, и я всегда держал себя очень агрессивно. Но я знаю, насколько потерянным человек ощущает себя под этой оболочкой. Я знал людей, которые тягали штанги и старались выглядеть серьёзно и жёстко, но внутри они были очень потерянными и одинокими. И я старался играть на этом первоначальном впечатлении от себя, старался быть классным, глуповатым. И спустя какое-то время я старался сделать всё, что я могу, чтобы сломать эти барьеры, заставить их почувствовать человечность, которой я делился с ними. И, на самом деле, подход в «гангста-йоге» был примерно такой: «Если у вас есть яйца, чтобы заниматься этим, то вам нужно ослабить свою защиту и открыться жизни». И для некоторых это было действительно тем, чего они жаждали, а кто-то был недостаточно зрелым для этого и их это вообще не волновало. Некоторые из тех, кого я обучал йоге в тюрьме, сейчас работают преподавателями йоги на полную ставку. И то, что сейчас эти ребята служат обществу, очень мотивирует.

— И как выглядели сами занятия? С чего ты начинал? Ты просто начинал преподавать первую серию или ты разбивал гитару и говорил: «Ну что, ребята, давайте познакомимся с реальной жизнью»? Я спрашиваю, потому что для меня это звучит так, как будто у тебя могли быть какие-то рискованные моменты, если охрана уходила от вас.

— Да, бывало пару раз, когда начинались драки между заключёнными. Но мы всегда могли решить эти проблемы. Если ты находишься там, просто будь строг и пусть это будет понятно окружающим. Как я их обучал? Сначала я просил их лечь на пол, расслабиться и просто подышать, соединиться со своим дыханием. Потом мы делали очень мягкие упражнения на растяжку, чтобы просто расслабиться. Многие их них испытывают стресс, напряжение, раздражение и усталость от этого ощущения оторванности от самих себя. Я фокусировался на дыхании, на том, чтобы это было очень легко и расслабленно. И через 15-20 минут таких мягких упражнений мы обычно начинали выполнять Приветствие Солнцу. Я обучал их обычной аштанговской последовательности, конечно, очень модифицированной. Им было недоступно то, что следует за маричасаной или навасаной. Обычно они выполняли маричасану А и С, потом, может быть, делали навасану. Потом мы могли делать какие-то вариации окончания серии, но, конечно, мы исключали курмасану, пхуджапидасану и подобные позы.

— Никто из них не мог выполнить эти асаны?

— Нет, у многих из них очень жёсткие колени. Нет никакого смысла заставлять их выполнять эти асаны. Мы делали очень стабильную практику с особенным фокусом на дыхании, а не на желании что-то показать, я старался обратить их внимание внутрь, на настоящий момент. Потом мы делали небольшую медитацию, а после шавасаны иногда у нас случался небольшой разговор. Вообще в проекте «Возвращайся на ринг» у нас были определённые основы. Я безмерно благодарен методу и йоге, которая, безусловно, дала мне основы для всего, что мы делаем. Потом я познакомился с джапа-медитацией, давал им мантры, джапа-малы и говорил: «Когда вы находитесь в камере, просто попробуйте эту медитацию и посмотрите, как она работает для вас. Если будет желание». И кому-то из них действительно очень нравилось. Но кроме асан и пранаям я всегда старался познакомить их с философией йоги, с такими экзистенциальными рассуждениями, как «Зачем мы здесь?», «Зачем мне дана эта жизнь?», «Где мы и куда мы движемся?». И наш основной фокус, – потому что у меня были определённые основы в «Возвращайся на ринг», – был на приобретении внутреннего чувства безопасности, потому что многие из них находятся в постоянном напряжении, в режиме «Бей или беги!». И когда вы постоянно находитесь в таком напряжённом состоянии, очень трудно обратить своё внимание внутрь, обрести устойчивость ума, потому что вы очень насторожены по поводу того, что происходит вокруг вас. В общем, я хочу сказать, что я всегда старался разговаривать с ними об этих основах, о трёх самых базовых вещах, я старался напомнить им о настоящем моменте и укоренить их пребывание в «здесь и сейчас». Эти три момента: честность, вера и смирение. Я посвящал много времени их способности организовать и понять собственные мысли, чувства, то, что происходит в голове. Поэтому мы делали упражнения на честность, на то, насколько много в них веры в самих себя, в процессы, которые с ними происходят, – во все эти вещи. Ещё одним важным элементом было, конечно же, смирение. Штука в том, что, когда речь идёт о бывших наркозависимых или заключённых, всегда легко достичь быстрых изменений. Но когда дела налаживаются, люди теряют смирение. Они впадают в гордость за то, что они многого достигли, за самих себя, их подстёгивает это, и именно в этот момент у многих людей происходит падение, падение в старые паттерны поведения. И то, что касается веры, которая является преобразующей верой, мы много разговаривали на тему упорства, как развить это качество, ведь изменениям нужно время. Мы должны быть очень бдительными, должны обращать внимание на то, как мы проживаем нашу жизнь и какие действия мы выбираем на ежедневной основе, как мы организуем сами себя. Тапас, дисциплина, очень важны.

---

Я уверен, что показать человеку на что способно его тело, на что он способен физически, и втянуть его в практику очень легко, но это абсолютно не работает, если мы говорим о балансе нервной системы. По моему опыту, чем больше времени в начале занятия я посвящал тому, чтобы успокоить их, тем больше они получали от этого занятия.

---

— Мне казалось, что в такой ситуации нужно взвинтить темп практики, чтобы сделать её более жизненной. Но ты сказал, что ты обучал их очень медленно. Мне кажется, что у них должно было возникать желание…ну, ты сам говорил, что в какой-то момент аштанга привлекла тебя обилием отжиманий. И для тебя, как мне кажется, аштанга – это что-то динамичное, что-то сильное. Ты учил их этому? Потому что кажется, что то, чему ты их учил, было больше похоже на хатху.

— Для того, чтобы они раскрыли в себе восприимчивость, мне нужно было успокоить их, мне нужно было помочь им ослабить внутреннюю охрану, помочь расслабиться. Я всегда начинал с чего-то очень медленного, может быть, это было всего 10-15 минут, но это должно было быть что-то заземляющее, позволяющее почувствовать себя в настоящем моменте. И потом в зависимости от того, кто был на занятии, если это были более молодые ребята, мы, конечно же, могли поработать в более напряжённом ритме, и им нравилось пробовать балансы на руках и что-то в этом роде. Но обычно такое случалось, когда мы работали вместе уже некоторое время. Я уверен, что показать человеку на что способно его тело, на что он способен физически, и втянуть его в практику очень легко, но это абсолютно не работает, если мы говорим о балансе нервной системы. По моему опыту, чем больше времени в начале занятия я посвящал тому, чтобы успокоить их, тем больше они получали от этого занятия. Поэтому мне нужно было гармонично сочетать эту мягкость и какого-то рода физкультуру, которую, конечно же, они любили. Но, в конце концов, мы всегда возвращались к мягкой сути практики, спокойствию и настоящему моменту.

— У меня было интервью с Тейлором (Тейлор Хант – прим. Ashtanga samgha), где мы обсуждали его работу с наркозависимыми. И что меня действительно удивило, что срезонировало, – то, что, как сказал Тейлор, люди, страдающие зависимостью, могут быть очень скептически настроены. Абсолютное отсутствие доверия. Ты говорил об этом – о вере, о вере в какие-то вещи и о вере в самого себя. Как ты презентовал практику людям, которые потенциально могут быть очень скептически настроенными, могут не верить в свои способности и вообще не понимать, зачем им заниматься этой практикой. Как ты рассказывал о йоге? Рассказывал ли ты о Майсоре? Как это происходило?

— Люди, страдающие от героиновой зависимости, особенные. Некоторые из них, действительно, очень скептичны. Но я обнаружил, что все они просто чувствуют себя очень разъединёнными. И если вам удаётся вернуть им эту связь с жизнью, с дыханием, с их внутренним миром, всё начинает меняться к лучшему. Я, безусловно, работал немного по-разному с заключёнными и с людьми, принимающими героин. Со вторыми у меня был намного более мягкий подход вначале, и потом я старался способствовать их прогрессу в серии, – конечно не многие из них смогли выйти за пределы первой серии, – но…

— Алекс, извини, что перебиваю. Я так понимаю, что ты по-разному работал с разными типами людьми.

— Обычно у людей, которые оказываются в тюрьме, очень твёрдая броня снаружи, некоторые из них очень сильны и жестоки снаружи, но внутри беспомощны и слабы. Это, конечно, очень сильное обобщение. Люди с зависимостями могут жить достаточно нормальной жизнью, но внутри них очень много чувства позора и вины, и они часто бывают очень закрытыми. Таким, по крайней мере, был мой опыт. Что касается занятий, не скажу, что была очень серьёзная разница, но я старался относиться более бережно в физическом плане к тем, кто страдал зависимостью от героина, потому что многие из них слабы и им необходимо чуть больше времени, чтобы снова выстроить свою силу. Так что с наркоманами я придерживался более мягкого подхода, я выстраивал их практику постепенно: сначала просто Приветствия Солнцу, потом B, потом стоячие позы. И, конечно, многие из них хотели вернуться в форму, снова стать сильными, потому что они очень быстро устают и очень легко сдаются. Для них подходил немного более мягкий подход.

— Занимались ли они с увлечением или тебе приходилось вовлекать их?

— Когда как. Это очень зависит от человека. Некоторые наркозависимые могли принимать амфетамины или кокаин, поэтому они очень сильно отличались даже в плане работы нервной системы. Но сейчас проект «Возвращайся на ринг» уже имеет имя среди программ по реабилитации в тюрьмах. Люди знают о нём, они знают, что это сложно, что им придётся поработать, придётся бросить себе вызов. Мы мотивируем их в тот момент, когда мы садимся в круг и просто разговариваем до класса или после класса – именно в этот момент происходит большая часть обучения, выстраивание комьюнити, попытки помочь им выразить себя, создать пространство, в котором они могли бы существовать. Мне кажется, что наибольшая красота обучения происходит в тот момент, когда я помогаю им принять то, где они сейчас находятся, дать им возможность просто побыть собой. В этот момент начинают происходить хорошие события. И, конечно, я могу иногда быть достаточно строгим с ними: «Ребят, если вы хотите попробовать заниматься этим, давайте установим некоторые принципы, некоторые правила. Пожалуйста, присутствуйте на следующих четырёх-пяти занятиях, чтобы вы могли понять, что это такое. Если вы придёте только один раз, вряд ли что-то произойдёт».

Конечно, у них есть определённый эффект, но те, кто был на месте заключённого, действительно понимают боль, которую испытывают эти люди, они реально понимают их, у них абсолютно другой уровень понимания того, что происходит, у них абсолютно другие способы, чтобы достучаться до этих людей.

— Сколько людей участвует в этом проекте?

— Количество меняется. Сейчас программа ведётся в двадцати пяти городах по всей Норвегии. И в некоторых городах, например, в Осло, проходит четыре-пять занятий в неделю, а в других только один раз в неделю.

— Вы говорите им о важности самостоятельной практики между занятиями? И справляются ли они с этой задачей?

— Конечно! Это наша главная цель. У нас даже есть система: если ты посетил пять занятий, мы выдаём тебе футболку, если ты посетил двадцать занятий, то ты получаешь коврик для йоги. (смеётся) Мы делаем очень много, чтобы вдохновить людей на самостоятельную практику. Даже если это будет только 10-15 минут каждый день, только дыхательные упражнения и Приветствие Солнцу. Это именно та привычка, которую мы стараемся встроить в их жизнь.

— Я никогда не был в тюрьме, но у меня были проблемы с тревожностью и алкоголем. И я знаю по себе, что когда ты начинаешь заниматься дыхательными упражнениями, у тебя выстраивается график, а когда у тебя выстраивается график, это организует тебя.

— Когда у тебя есть возможность познакомить с практикой людей, которые страдают от наркозависимости или находятся в тюрьме, которые оторваны от жизни, они снова начинают чувствовать связь, основу. И в таком случае они осознают своё место, они становятся целостными. Если они погружаются в это достаточно глубоко, они больше не возвращаются к наркотикам или в тюрьму. Недавно мы провели небольшой анализ нашей деятельности за эти несколько лет, и мы выяснили, что где-то у 50-60% всех, с кем мы работали, сейчас всё в порядке, они не вернулись к наркотикам, не попали снова в тюрьму. И мы очень довольны этим.

— Что было самым сложным? Можешь ли ты определить главную трудность, с которой вы сталкивались?

— Одна из них, конечно же, дисциплина. Безусловно, существуют разные личности, но для многих главной трудностью является недостаток дисциплины, недостаток терпения, последовательности. Для наркозависимых главной трудностью часто является то, что они втянуты в привычные им ритуалы…

— Так это и есть новый ритуал!

— Да, для них это новый ритуал, более полезный.

— И что было для тебя главной трудностью?

— Я чувствую себя бесконечно благодарным за этот проект, потому что с тех пор, как я начал его, моя жизнь изменилась к лучшему во многих аспектах, я чувствую себя счастливым во многих вещах. Во-первых, сначала я начал делать это, потому что я очень хотел вернуть то, что я получил, обратно людям, поэтому я начал весь этот проект на свои сбережения, мы путешествовали с ребятами по Индии, стараясь как-то помочь людям, но потом государство заметило то, чем я занимаюсь, и оно начало поддерживать нас, поэтому теперь мы можем оплачивать работу учителей и поддерживать некоторую устойчивость этого проекта. Также мне очень повезло обрести этот домик в горах, который стал местом, где мы в конце концов оказались со многими из бывших заключённых и наркозависимых, они приехали, чтобы помочь мне и закончить его, и теперь у нас есть это прекрасное место, за которое я чувствую безмерную благодарность. Мы предлагаем свои услуги любому, кто хочет пожить с нами какое-то время. Они помогают нам выполнять кое-какую работу, практикуют с нами йогу. Они живут там и стараются создать новые здоровые паттерны поведения.

---

Это намного более естественно и просто, если человек не ищет этого, если он вообще никогда не задумывался об этом, но потом вдруг он задаётся вопросом: «Почему же я не занимался этим раньше?». И это одно из доказательств того, что это работает.

---

Главная проблема для меня, которая возникла позже, это то, что мне стало сложно справляться с этой работой, справляться с двадцатью пятью городами по всей Норвегии, следить за всем этим, следить за пятьюдесятью учителями, быть уверенным, что они стараются делать максимум. Бывает очень сложно сформировать корректное общее представление о том, что происходит. Но то, что касается моего личного преподавания, то преподавание бывшим заключённым и наркозависимым приносит мне самое большое удовлетворение, потому что тот поворотный момент, когда они чувствуют связь с йогой, обладает такой силой и устойчивостью, что это становится невероятным счастьем видеть, как что-то новое загорается в них. Йога сейчас стала поп-культурой, у всех есть свой взгляд на то, какой она должна быть, она становится очень модной, очень легко сейчас пойматься в сети каких-то идей и представлений. Я же люблю простоту вещей. И я чувствую, что эти люди, которые не испытывали большого желания идти на йогу, – чаще всего они приходят, потому что им сказали прийти или потому что им пообещали восстановление, но когда они пробуют и когда мы видим те изменения, которые происходят с ними, это, наверное, одно из самых приятных событий, которые со мной происходили. Это намного более естественно и просто, если человек не ищет этого, если он вообще никогда не задумывался об этом, но потом вдруг он задаётся вопросом: «Почему же я не занимался этим раньше?». И это одно из доказательств того, что это работает.

И ещё я хочу добавить, что главным вызовом для меня на данный момент в аспекте этого проекта является то, что мне нужно находить время, чтобы углублять свои знания в сфере психологии и травмы, углублять своё понимание этого брутального, но страдающего сознания. У меня за спиной нет образования психолога или психиатра, всё, что у меня есть, – это только опыт практики йоги, а также собственный опыт переживания потерянности и запутанности в молодости. Я опираюсь только на это, а также на мои скромные знания в йоге, которые являются для меня инструкцией к действиям. И мне бы очень хотелось углубить свои знания в этой сфере, потому что иногда просто практики недостаточно, иногда нужно расширить свой взгляд.

— Давай поговорим об этих других инструментах. Ты уже как-то подступался к этому вопросу? И я не только о физическом аспекте. Как изменился твой подход к преподаванию по сравнению с тем временем, когда ты начинал?

— О, конечно, мой подход очень изменился. Раньше я просто пытался копировать то, что я видел в Майсоре, гуруджи и Шарата. Но я не чувствовал, что это…Конечно, я до сих пор сохраняю акцент на последовательности счёта, на концентрации на дыхании, которое вводит людей в практику. Но я также стараюсь доверять своей интуиции, я стараюсь чувствовать людей, остановиться, сделать паузу, чувствовать момент, который разворачивается в зале. Может быть, это просто приходит с опытом. Но иногда вам нужно просто остановиться, расслабиться, нельзя постоянно находится в застывшем состоянии.

— Мне казалось, что ты проводил с ними led-классы, не майсоры.

— Да-да-да, led-классы. Но с более продвинутыми учениками я проводил и майсоры. Потому что я чувствовал, что это способ более глубоко погрузиться в собственную практику. Но для начинающих мы всегда ведём led-классы.

— И что происходит потом? Они начинают, занимаются некоторое время, а потом ты даёшь им какие-то пранаямы или медитации? Ты упоминал свой отель в горах, который ты раньше назвал «Башней Фолти» (название британского телесериала – прим. Ashtanga samgha). Как выстраивается процесс? Кто-то из них становится учителями…как вы их поддерживаете?

— Тем, кто освобождается из тюрьмы, мы предлагаем: «Эй, ты хочешь сделать перерыв и начать выстраивать свою жизнь сначала, заниматься чем-то другим, пожить в другом окружении? Добро пожаловать в наш отель». И в этой сфере у нас нет поддержки от государства, они помогают нам с бытовыми делами.

— И что происходит после Нёссена?

— Обычно мы предлагаем бывшим заключённым остаться в Нёссене на 3-6 месяцев, но иногда они задерживаются на 5-6 лет. У нас были люди, которые жили там по 6 лет. Кто-то из них находит работу, кто-то влюбляется, возможно, даже в гостей Нёссена.

— Я бы очень хотел у вас побывать!

— Добро пожаловать! Ты можешь приехать с семинаром, если хочешь. Но я хочу сказать, что иногда взаимодействовать с группой бывших заключённых или бывших наркозависимых может быть очень-очень трудно. Для некоторых из них это прекрасное времяпрепровождения, но некоторые страдают синдромом рассеянного внимания, некоторые никогда в своей жизни не работали, а у нас каждый должен помогать 5-6 часов в день. И если человек не очень замотивирован работать, какую бы работу ты ему ни дал, он будет выполнять её без особого усердия. Но у нас есть еженедельные встречи для участников «Возвращайся на ринг» в Нёссене, где мы стараемся просто сесть и поговорить все вместе, мы обсуждаем, мы спорим, но мы стараемся донести до людей те принципы, на которых мы настаиваем. Также у нас есть уроки по «Бхагавад гите» и по философии йоги. И мы даём им тоже подготовить что-то к этим занятиям. Мы даём им задание, какую-то тему, например, «Что такое дхарма в разных направлениях йоги». Или даём какие-то отрывки из произведений, которые они должны понять и осмыслить. И это тоже помогает им сконцентрироваться и узнать о философии йоги немного побольше.

— Я не знаю, как правильно сформулировать этот вопрос. Не возникает ли у тебя каких-либо сложностей, чувств по поводу преступлений, которые совершили эти люди? Конечно, ты предлагаешь им занятия йогой, реабилитацию, но не случалось ли с тобой такого, что тебе было не по себе?

— Нет, никогда.

— Просто я хотел поговорить начистоту. Они находятся там за ужасные преступления. То, что ты предлагаешь им, прекрасно, но они должны испытывать также и наказание в какой-то мере, правда?

— Я изо всех сил стараюсь не узнать, какие преступления они совершили, потому что я чувствую, что это может поменять моё отношение. Когда они выходят из тюрьмы, перед тем как приехать в Нёссен, они должны рассказать мне всё. Но до их освобождения я не хочу этого знать. Конечно, бывает, что человек может находиться там уже очень долго, они могут быть известны из прессы. Но вообще обычно я ничего не знаю об этом, и я не хочу знать, потому что это влияет на наши отношения. Конечно, я работал с людьми, которые были педофилами, с людьми, которые совершили множественные убийства, с людьми, которые совершали серьёзные нападения. Конечно, это очень тяжело, но до тех пор, пока они приходит в зал, до тех пор, пока у них есть желание, до тех пор, пока я вижу в них искреннее желание измениться, моя обязанность – встречать их с распростёртыми объятиями и принимать. Конечно, это тяжело, и иногда серьёзность их преступлений влияет на меня, потому что некоторые просидели в тюрьме по двадцать лет. И когда их освободили, они неожиданно захотели приехать в Нёссен, пожить там. И, конечно, я должен быть уверен, что эти люди достаточно зрелые, что они подходят этому месту, потому что мы несём ответственность за других гостей, которые приезжают к нам. Мы дарим этим людям шанс приехать и остановиться у нас, и для обычных людей это просто сумасшествие. Никто не представляет, что он может жить в одном помещении с бывшим наркозависимым или с бывшим заключённым. Некоторые из них живут в здании неподалёку, но всё равно они находятся там, встречаются с нашими гостями. Но я верю в необходимость давать людям второй шанс, потому что мне дали второй шанс. Я никогда никого не убивал и не насиловал, но, к сожалению, в молодости я бил людей, я воровал очень много, я был вором, я опустошил много сейфов. Я был очень близок к тому, чтобы совершить несколько вооружённых ограблений, но, к счастью, я не сделал этого. Я знаю, насколько просто потерять голову и погрузиться в очень глупые паттерны поведения. Когда кто-то готов протянуть вам руку и дать второй шанс, ты невероятно ценишь подаренную возможность. Мне такую возможность подарила йога. И я чувствую невероятную благодарность и ценю полученную мной привилегию отблагодарить за эту возможность человечество или йогу. Я не могу сказать, что это делаю я, потому что я до сих пор очень потерянный и запутанный человек. Иногда я скатываюсь в свои эгоистичные паттерны. Иногда это выливается на мою жену. (улыбается) Но красота йоги заключается в том, что мы можем оставить наши эгоистичные паттерны. Внутри нас существует очень утончённый элемент, который трансформирует нас и приподнимает нас. И если у вас получается поднять людей, которые увязли, это показывает силу йоги.

---

Мне кажется, теплота и сострадание к другим людям дают так много сил. Когда мы тратим больше времени, чтобы понять других и исследовать их мировоззрение, что-то внутри нас расширяется и пробуждается.

---

— Поменял ли этот опыт твой собственный взгляд на йогу? Может быть, он сделал его более прагматичным? Потому что я знаю, что с одной стороны, ты настоящий профессионал в йоге, учёный в области йоги. Ты представляешь философию йоги на очень высоком уровне. И то, что ты делаешь, кажется более приземлённым и прагматичным подходом к йоге. Поменял ли этот опыт твоё понимание или твоё представление йоги?

— Для меня йога это не форма, йога не единственный метод, для меня йога – это жизнь и попытка открыться этой жизни в том, что мы делаем. И в жизни необходимо быть гибким. Если мы остаёмся жёсткими и не способными к изменениям, мы застреваем в своих паттернах и всё заканчивается тем, что мы чувствуем себя потерянными. То, как я преподаю, безусловно, очень сильно изменилось. Раньше я был очень застывшим, упёртым, немного высокомерным. Хотя я знаю совсем немного, я вёл себя так, как будто я знаю всё. И сейчас я понял, насколько это важно быть открытым моменту, гибким, видеть, где сейчас находится человек, а не равнять всех под одну гребёнку, навешивать ярлыки, разделять людей на группы, подчинять их каким-то нормам, руководствоваться предрассудками. Сейчас, когда я преподаю, я всё больше и больше стараюсь видеть и слышать людей, я стараюсь понимать людей, и я абсолютно не обращаю внимание на то, как я выгляжу или что я говорю. Кто я такой? Я стараюсь больше слушать других людей. В этом и заключается настоящий момент – когда мы стараемся соприкоснуться c чем-то вечным и ясным, существующим вокруг. Это очень помогает понять, как преподавать. Фиксированный стиль преподавания больше не для меня. Для меня йога – это то, что происходит с нами каждый день и попытка принять этот момент.

— Ты продолжаешь преподавать аштангу. Нет ли у тебя соблазна приукрасить её? «О, вам нравится вот это? Давайте сделаем это!»?

— Нет-нет-нет, часть меня очень сильно привержена традиции, это часть моей ДНК, потому что я так воспитывался, так учили меня. Но в то же время сейчас я намного более гибок. Например, я испытываю огромную благодарность всем другим направлениям йоги. Сейчас я не думаю, что аштанга лучше всего. (смеётся) Я стал намного больше интересоваться исследованиями и пониманием остальных стилей. Мне кажется, йога есть во всём, во всём, что мы делаем, в каждой профессии – неважно, атлет вы или мать, во всём есть йога. И этот элемент йоги в ежедневной жизни намного более интересен для меня, чем какая-то форма.

— Тебе не кажется, что этот опыт очень сильно изменил твою личность?

— Ты имеешь в виду йогу?

— Нет, опыт преподавания заключённым.

— А! (смеётся) Да! Во-первых, когда я ездил с семинарами за границу и всё такое, это, конечно, всегда приносило удовлетворение. Но преподавание заключённым открыло для меня более глубокое значение и чувство связи с людьми. Это напомнило мне о том, как легко можно поскользнуться и оказаться потерянным и выброшенным из жизни. Этот опыт научил меня понимать людей, принимать изменения, моя эмпатия стала намного сильнее. К сожалению, до этого это была не самая моя сильная сторона. Мне кажется, теплота и сострадание к другим людям дают так много сил. Когда мы тратим больше времени, чтобы понять других и исследовать их мировоззрение, что-то внутри нас расширяется и пробуждается. Когда мы защищаем свои идеи и полностью поглощены своим эго, так легко потеряться и оказаться в одиночестве. И это, наверное, самая невероятная вещь, которую я осознал, работая с заключёнными. Новые взгляды приподнимают нас и дают позитивные изменения, дают надежду.

— Что для тебя наиболее эффективный элемент практики в изменении взглядов? Или кто, на твой взгляд, достигает успеха и что им помогает? Приверженность практике, счёт виньяс…?

— Нет-нет-нет. Я думаю, что успеха достигают те, кто берёт на себя ответственность за свою практику, те, кто готовы рискнуть своей головой, чтобы осознать насколько они потеряны, те, кто может показать своё смирение и признать, что никто, кроме них самих, не виноват в их проблемах. Да, те, кто берёт ответственность на себя, те добиваются успеха в нашей программе. Поэтому и мы очень сфокусированы на том, чтобы культивировать это чувство ответственности, чтобы каждый признал ответственность за свои действия. Конечно, мы интегрируем много философии из «Бхагавад гиты» и других классических текстов по йоге. С их помощью мы можем показать, насколько каждый из нас вязнет в своих паттернах и что какая-то часть нас остаётся непоколебимой, какая-то часть остаётся внутренним наблюдателем, до него нам и нужно добраться, раскрыть его.

— Когда вы рассказываете об этом, они сразу же понимают это?

— Конечно, нет. Мы подкрепляем практику большим количеством философии йоги. Без философии это будет просто физическая практика, которая, конечно поможет им чувствовать себя лучше, но всё-таки я верю, что философия очень важна, чтобы практика не превратилась просто в физическую нагрузку.

— Закончим, или ты хочешь закончить наш разговор чем-то определённым?

— Нет. С тобой очень здорово разговаривать, Адам.

И самым сложным моментом оказывался не тот момент, когда они были на самом дне, когда у них были трудности, всё это оказывалось легче, чем сохранить смирение перед жизнью, когда дела начинали идти хорошо. И это в принципе одна из основных человеческих проблем – мы слишком поглощены собой, хотим кем-то стать, соответствовать какому-то имиджу. И как-то незаметно мы выпиваем пару бутылок пива, потом выкуриваем пару косячков, потом вынюхиваем пару «дорожек», потом принимает пару таблеток, и потом вдруг оказывается, что мы вернулись к прежней жизни. И нужно признать, что у некоторых людей очень сильная склонность к зависимостям, а другие меняются легче. Кто-то очень серьёзно травмирован, а кто-то нет. Люди очень по-разному отзываются на это. Но единственное, что я хочу сказать, что мы, преподаватели программы «Возвращайся на ринг» (по крайней мере я точно) – научились очень многому за эти десять лет. Вместо того, чтобы иметь сформированное, неизменяемое представление о том, как должна протекать программа, как люди должны прогрессировать в ней, тебе приходится понимать, почему человек сейчас здесь, и давать всему случаться в своё время. Это касается и личной ответственности. Если у тебя получается донести это чувство до человека, начинаются изменения.

— То есть на самом деле ты никогда не знаешь, что ты можешь им дать?

— У тебя, конечно, могут быть какие-то представления об этом, но они очень редко совпадают с реальностью. Очень важно быть гибким и непоколебимым. Для меня йога – это прежде всего непоколебимость, выстраивание непоколебимости в жизни через сознание.

— У меня есть финальный вопрос, Алекс. Я видел очень много твоих перевоплощений. Расскажи, каким будет следующее? Что-то абсолютно противоположное?

— Если честно, сейчас я в середине седьмой серии. Меня дома ждёт двухлетний ребёнок, и ещё у моей жены есть два ребёнка девяти и двенадцати лет. И это действительно сложная работа. Но я не прочь ещё одного или двух детей. Это прекрасно, это тронуло меня до глубины сердца. Для меня это что-то действительно прекрасное. Моей жене сейчас сорок два, я не знаю, как она справится с этим, но я её очень уговариваю. Что касается карьеры, или йоги, у меня нет особых представлений о следующей ступени. Я просто хочу дальше заниматься Нёссеном ещё лет 10-15, развить его настолько, насколько я могу, и передать его кому-то другом, кто бы мог управлять им, чтобы это служение, это наследство имели продолжение. И потом я был бы очень рад вернуться к изучению санскрита. Но жизнь такая штука, наши дни рано или поздно закончатся. Единственное, что я точно знаю, что моё движение всегда будет связано с философией, с изучением наук и в особенности психологии. Человеческий разум завораживает меня. Но в жизни должно быть время для расслабления. Мне сейчас 52, и я очень благодарен своей жизни, и я чувствую, что всё это стало возможным благодаря йоге, йога подняла меня и изменила. Она вернула мне мою жизнь, поэтому я хочу каким-либо образом служить йоге. Если у меня будет это получаться, я буду неимоверно счастлив, мне больше ничего не нужно.

— Обычно я ещё спрашиваю, чем занимаются люди помимо йоги.

— Многие говорят, что если ты занимаешься йогой, то ты не можешь заниматься другими видами спорта. Но я живу в горах, и я обожаю гулять в горах. Я вообще люблю спорт, кататься на велосипеде, кататься на беговых и горных лыжах. Спорт заставляет почувствовать себя молодым и игривым. Конечно, у меня есть моя регулярная практика, но она не такая хорошая и сильная, какой она была. Если бы она оставалась такой, возможно, я бы чаще появлялся в Instagram и выкладывал больше фотографий. (смеётся) Но ментально она меня абсолютно удовлетворяет.

— Я был очень рад снова поговорить с тобой. Жду тебя ещё раз.

— В любое время, Адам. Спасибо за разговор.

Перевела Кудрявцева Ася.

Ссылка на подкаст.