Джон Скотт обучался на промышленного дизайнера в Новой Зеландии, он открыл для себя аштанга–йогу благодаря Дереку Айленду, преданному и увлечённому студенту гуруджи, скончавшемуся в 1998 году. Широко известные изображения первой и второй серий были сделаны Джоном. Его книга об аштанга–йоге стала бестселлером в Англии.
— Что привело вас в аштанга–йогу?
— Я работал в центре фитнеса и комплексного здоровья. В то время я был страстным виндсерфером. Одним из направлений центра, помимо виндсёрфа, тай–чи и ряда альтернативных занятий, была йога. Йога не входила в поле моего интереса, пока я не встретился и не познакомился с Дереком Айлендом. Сначала я подумал, что Дерек играл в американский футбол, но потом выяснилось, что он играл в английский футбол. В любом случае, до того, как он приехал в этот центр, он был широко известен, и о нём говорили как о потрясающем человеке.
Я был очарован его физической формой так же, как и его личностью. И когда я увидел его практику, я был поражён, что мужчина с его физическими данными может делать такое. В те дни я был совершенно уверен, что громоздкие, сильные мышцы не могут гнуться. Поэтому, когда я увидел практику Дерека, я был ошеломлён. Чувство было: «Вау! Это возможно! Я бы тоже хотел это делать и хотел бы выглядеть так же». Изначально мной двигало тщеславие, практиковать систему, которая даст тебе такую форму.
Когда я начал делать практику и осознал дыхание и синхронизацию движения и дыхания, я был захвачен ощущениями. И благодаря этому чувству я продолжил практиковать. Дерек был вдохновляющим человеком. Он был моим первым учителем. Он был очень благодарен Паттабхи Джойсу, поэтому он посоветовал мне: «Джон, как только у тебя будет возможность, езжай в Майсор и учись у Паттабхи Джойса».
Через восемнадцать месяцев я поехал к Паттабхи Джойсу, у меня за плечами было только три месяца практики с Дереком. Дерек посоветовал поехать к Паттабхи Джойсу и сказать ему, что я полный новичок. Так я и сказал Паттабхи Джойсу. «Дерек – мой учитель, но он сказал начать с вами с самого начала». В самый первый день, я помню, я очень нервничал, взволнованно нервничал и боялся. Атмосфера в шале была очень–очень мощная, и опытные студенты производили огромное впечатление.
Гуруджи не объяснял много во время практики, но он подсказывал мне, где нужно было подсказать, начиная с самого начала. И поскольку его энергия, глаза и руки были направлены на меня, мои надпочечники просто скакали, и после половины стоячих поз я дрожал как лист. Он сказал: «Теперь садись и отдыхай», чему я был очень рад.
Для меня было большой честью то, что я вот таким образом начал практику с Паттабхи Джойсом, потому что теперь он очень занят, так занят, что, когда вы приезжаете туда, особенно, если у вас был другой учитель, познакомивший вас с практикой, вам могут уделить не так много внимания в первые несколько дней. Но, когда людей было немного, а ты полный новичок, его глаза были направлены только на тебя, его руки были на тебе, и это было очень интенсивно. Так что мне очень повезло начинать в те дни, и я могу сказать, что Паттабхи Джойс давал мне асану за асаной, согласно традиционному методу обучения: сначала ты делаешь Сурья Намаскар, и потом ты добавляешь одну за одной. Я действительно прошёл через это с самим мастером.
— Можете ли вы описать шалу и впечатление, которое она произвела на вас, когда вы впервые вошли туда?
— Шала Паттабхи Джойса находится в доме его семьи в маленьком пригороде Майсора. Подходя к ней, трудно представить, что вы идёте в йога–центр. Все знают, где она, все водители рикш знают, как попасть туда. Вы идёте по улице, которую можно описать как задворки, по которым свободно бродят коровы. Когда вы подходите к дому Паттабхи Джойса, в первую очередь, вы замечаете много велосипедов и других разных видов транспорта, припаркованных снаружи.
А когда вы входите в коридор, вы видите много обуви и уже начинаете чувствовать, что там происходит что-то особенное. К этому моменту уже слышен шум, типичный звук уджайи, кажется, что сами стены дышат. И когда вы заглядывает в зал, вас сносит теплом и энергией находящихся там людей, и нет никаких звуков, кроме дыхания и редких точных инструкций Паттабхи Джойса.
— Ощущали ли вы, что подход к обучению гуруджи менялся с годами?
— В сущности, обучение Паттабхи Джойса оставалось неизменным в течение всего периода, что я был с ним, около десяти лет. Ему пришлось немного изменить подход ко времени, только с целью его экономии из-за количества студентов, но, по существу, его учение оставалось очень традиционным, очень классическим всё это время.
— Можете ли вы рассказать немного о том, как он учит?
— В соответствии со своим методом обучения Паттабхи Джойс разговаривал с новичком во время практики и считал ему виньясы на санскрите. И метод заключается в том, что, когда он говорит вам что-то, он ожидает, что вы будете помнить это на следующий день, то есть он не всегда будет повторять одну и ту же информацию. Он ожидает, что ты сам запомнишь. Если вы это не делаете, он сердится. Благодаря этому давлению проверяется и улучшается личная дисциплина студентов, вы сами несёте ответственность, так что всё, что ему нужно делать, это смотреть за вами, и дисциплина заключается в этом. У вас есть энергетическая связь с его шакти, его энергией.
Если потом он увидит, что вы неправильно что-то делаете, он даст вам устную инструкцию, словесный аджасмент: «Прямо», «Перемести руку» или подскажет направление взгляда (дришти). Если вы продолжаете делать неправильно, он может подойти и физически поправить вас, что попадает под термин «аджасмент», когда учитель помогает вам войти в асану. И когда Паттабхи Джойс в Майсоре правит тебя в асане, потом, когда ты приезжаешь домой, ты помнишь это.
Так что его метод заключается в том, что, когда вы горячий и потный, в состоянии повышенного адреналина, потому что его уровень просто скачет, благодаря ему вы принимаете правильную позу и вам просто приходится подчиниться. Часто я пытался сопротивляться его правками и чувствовал только усиление его аджасмента, и через много лет я осознал, что нужно смотреть ему в глаза, что не является правильным направлением дришти, посмотреть ему в глаза, и подчиниться, и поверить в то, что он собирается продвинуть вас не дальше, чем вы можете сейчас пойти. Благодаря тому, что я подчинялся и просто уступал его давлению, моё тело изменилось за эти годы. На самом деле теперь, когда он меня правит, я чувствую себя в полной безопасности.
— Можно ли, на ваш взгляд, сказать, что в обучении гуруджи присутствует духовная составляющая?
— Гуруджи преподает очень традиционный метод йоги, и он ничего не проповедует вам.
Я называю это обучением с правом на собственное исследование. Если вы спросите гуруджи о чём-нибудь, он ответит. Он не даст вам информацию, если она вам не нужна. С точки зрения духовности он подаёт пример. На примере вы узнаёте больше о других аспектах восьми ветвей йоги. Когда вы видите, как утром гуруджи заходит в комнату и поёт мантры, зажигает благовония, отдаёт дань уважения своему отцу, учителю и детям, как он проводит свои ежедневные ритуалы. И, наблюдая, вы начинаете узнавать немного о том, как люди нуждаются в ритуальных повторяющихся действиях, чтобы начать день.
Как он входит в зал, как он работает в зале и как он уходит – я думаю, что, в основном, его духовное учение строится на примере.
Но только спустя годы, вспоминая, что с тобой происходило, как он относился к тебе на протяжении многих лет, ты понимаешь, что дело не только в асанах, ты видишь, что есть что-то гораздо большее, чем асаны.
Когда у вас есть проблемы, как он решает их, и вы как свидетель видите, как он отвечает на вопросы других студентов. Иногда это кажется надуманным, но потом, если вы оглядываетесь и смотрите на это постфактум, вы понимаете, что он очень естественный и понимает, кто вы, и работает с вами как с индивидуальностью. Таким образом, вы можете быть в группе из двенадцати человек, но вы всё равно чувствуете себя индивидуальностью, и нет единой схемы, как он передаёт информацию. Он очень духовный человек, и у него нет необходимости убеждать вас, я думаю, вы в большей мере разделяете это с ним.
Волшебство этой системы заключается в том, что это установленный формат, у вас есть то, что постоянно, что не меняется.
— Критика в сторону аштанга–йоги заключается в том, что аштанга воспринимается как стандартизированная форма йоги, а то, что вы говорите, действительно звучит как очень индивидуальное учение.
— Практика последовательностей аштанга–йоги очень универсальна и очень стандартизирована. У всех нас есть одна последовательность, с которой мы работаем в зависимости от уровня способностей. Что отличается — так это ум каждого человека, интерпретация последовательности каждым человеком. Другие школы критикуют систему с точки зрения того, что все делают одно и то же, или с точки зрения того, что, когда практикуете таким образом, то вы просто сжигаете тело – я слышал несколько раз, что аштанга перегревает тело, и огонь просто сжигает его.
То, как я смотрю и отвечаю на это, – не существует неверных систем, есть наше отношение, как мы практикуем её. Волшебство этой системы заключается в том, что это установленный формат, у вас есть то, что постоянно, что не меняется. Вы можете вернуться к нему, когда ум шатает. За годы преподавания, когда ты сравниваешь всех студентов, которых ты вёл через систему, одну и ту же систему, через этот постоянный ориентир, или руководство, ты можешь заметить, как ум каждого отдельного человека изменяется и что каждая личность разная. Важно иметь последовательную практику, потому что как только вы меняете систему, то вы бежите в другой вариант. Так что я восхищаюсь Паттабхи Джойсом за то, что он перенял тот установленный формат, который Кришнамачарья дал ему, или который они разработали вместе, и продолжает хранить его на протяжении многих лет. Я могу представить, что через это постоянную последовательность Паттабхи Джойс может понять индивидуальность.
— Как практика аштанги влияет на людей? Каким образом, на ваш взгляд, через неё проходит трансформация?
— Эффект, который аштанга йога оказывает на людей, очень индивидуален. Когда люди начинают работать с системой синхронизации дыхания/движения и когда они на самом деле начинают развивать дыхание, управлять бандхами, тогда каждый ощущает внутренне пробуждение, где дыхание — всегда освобождение. Паттабхи Джойс сказал бы, возвращаясь назад к духовному вопросу, что вдох и вдохновение — это вдохновение Бога через принятие Бога внутрь, а выдох — это момент отдачи Богу. Так как каждый работает над этой природой вдоха и выдоха, сталкиваясь со сложностями в освоении системы асан, в конце концов эта синхронизация приносит свои плоды, барьеры и блоки возникают у каждого практикующего множество раз, так что у каждого есть возможность обучения. И это то, как работает система: мы все сталкиваемся с нашим индивидуальным ростом. Таким образом, любой, кто практикует аштангу, будет расти и будет расти довольно быстро, если он придерживается ежедневной практики.
Первоначально, когда я познакомился со всем этим, это было тщеславием. Как только я столкнулся с дыханием, всё изменилось. Я понял, что я прохожу путь, значение которого намного больше, чем внешний мир. И теперь, когда я стал действительно зрелым за последние десять лет, то, как выглядит моя практика, то, как выглядит моё тело, уже не имеет такого значения. Что сейчас действительно важно, так это понимание дыхания и ритма дыхания, куда дыхание уводит меня во время практики. Я помню, что когда я впервые посетил Дэвида Вильямса, он сказал: «Всё, чему я учу сейчас – это уджайи, пранаяма и Мула–бандха», тогда я посмеялся над этим, но сейчас я понимаю, что почти все продвинутые практики и учителя в конце концов пытаются достичь понимания дыхания и бандх. Таким образом вы начинаете работать с истинной сущностью практики, и истинная сущность в твоём индивидуальном росте, который становится доступным благодаря дыханию.
— Как вы встраиваете учение гуруджи в свой метод обучения?
— Я начал преподавать прежде, чем получил благословение Паттабхи Джойса на обучение. Ему нравится, или он хотел бы, чтобы его студенты делились этой практикой. Другими словами, в действительности люди могут начать преподавать до того, как они получат сертификацию. Когда я впервые начал преподавать, я равнялся на моего первого преподавателя Дерека Айленда. Он сильно повлиял на меня.
У него был совсем другой стиль преподавания, нежели у Паттабхи Джойса, который можно назвать led–ом, или первой серией под счёт. Вначале я был полон восторга, но наивен, такое чувство, что это был период моего обучения как преподавателя, мне потребовалось семь лет, чтобы сменить концепцию с класса под счёт на стиль Паттабхи Джойса, основанный на самостоятельной практике. Было бы здорово, если бы я начал обучать в формате майсор много лет назад, потому что, если ты преподаешь только led-класс, это может быть опасно в том ключе, что ты представляешь практику одинаково для каждого индивида, а она не работает в этом ключе. Практика одна, но вы хотите увидеть то, как каждый индивид относится к ней. Когда вы обучаете самостоятельной практике, тогда вы можете получить это непосредственное отношение. У каждого студента своя индивидуальная практика с использованием одного и того же метода. Так что теперь я учу самостоятельной практике, но сначала я был учителем потребительской йоги, я имею в виду, что мне нужен был доход, чтобы выжить. Сейчас я нахожусь в удачном положение и могу подстраиваться под систему Паттабхи Джойса, а не студии, я могу уменьшить количество студентов до десяти и отдавать дань уважения системе, вести каждого через практику индивидуально.
— Теперь гуруджи даёт за границей led-классы. Вы понимаете, как это вписывается в его метод обучения?
— Когда Паттабхи Джойс преподаёт за границей, он даёт led-классы, у меня не было возможности получить этот опыт. Но люди, которые приходят к нему, практикуют уже много лет и получили понимание стандарта, так что они могут присутствовать на led-классах. Я думаю, что уровень энергии очень высок, счёт точен, такой класс требует больших усилий. Я хотел бы поучаствовать в одном из таких классов. Он не даёт инструкций, он ведёт людей через практику, и это всё: только вдох, выдох и правильный счёт виньяс. Когда он приехал в Новую Зеландию, уровень практикующих там был недостаточно высок для такой манеры преподавания, поэтому он сделал половину первой серии для начинающих. Он не провёл начинающих через всю практику, но, если вы работаете на количество и коммерческую выгоду и у вас есть три или четыре начинающих практика одновременно, вам придётся давать им инструкции. Вопрос в том, как далеко вы ведёте их? Вы можете провести их через практику в манере led, если вы отдаёте себе отчёт в том, насколько далеко вы можете их завести, – тогда это работает. Но если вы берёте кучу новичков и ведёте их до конца, тогда это безответственно. Паттабхи Джойс имеет определенный уровень практикующих, которых он проводит через всю первую серию.
— Как бы вы описали разницу между практикой и преподаванием? Какая связь между вашей практикой и вашим преподаванием?
— Самая большая жертва, которую вы можете принести как практикующий – это преподавать. Преподавание забирает так много из нашей собственной практики, особенно если вы преподаёте с утра в стиле майсор, потому что утро – это лучше время для вашей личной индивидуальной практики. Поэтому я чувствую, что приношу величайшую жертву, забирая время от своей личной практики, чтобы посвятить его преподаванию. И потом, аджасмент – это серьёзная физическая нагрузка, и без своей практики оно может быть довольно затратно для тела. Но преподавание может быть представлено как другой вид практики. Будучи учителем этого метода, я чувствую себя в очень привилегированной позиции, потому что я расцениваю преподавание как ещё одну практику. И я так много узнал благодаря преподаванию, так что я у меня есть сфера практики йоги и сфера преподавания йоги. Когда я выполняю свою практику, я перевариваю и обрабатываю информацию, и затем «кормлю» ею класс. И я беру в расчёт свои наблюдения с классов за десятью-пятнадцатью студентами, на семинарах за двадцатью-тридцатью студентами, я наблюдаю, как они относятся к информации, что была дана им. То, что я вижу на классах, я беру и перерабатываю в своей собственной практике, так что по факту диалог, который происходит в моей личной практике — это класс, который я преподаю. Иногда этот диалог может становиться слишком интенсивным. Мне приходится абстрагироваться, чтобы иметь возможность сделать свою собственную практику, чтобы прикоснуться к внутреннему дыханию, чтобы добраться до внутреннего медитативного состояния, которое там есть. Так что иногда мне приходится сталкиваться с внутренней нестабильностью: моя собственная практика – это в значительной степени исследовательский проект. Мой ум – это тоже обучение, так что у меня есть двойная связь. Я практикую и преподаю. Это всё в одном, и иногда мне удаётся достичь «практики только Джона». Но этот водоворот энергии, который возникает вокруг преподавания и практики, очень важен с точки зрения моей эволюции. Я научился многому благодаря моим классам. Я создал много монстров с точки зрения того, как я представлял вещи на протяжении многих лет, но я был в состоянии справиться с ними, и я справился с ними и в моей собственной практике. Но я думаю, что конфликт между преподаванием и практикой существует.
Если кто-то травмировался во время практики, тогда он нарушил первый и второй принципы аштанги – яму и нияму. Во-первых, это проявление жестокости к себе, а во-вторых, проявление жадности и материалистичности.
— У вас были травмы? И как вы видите роль боли, травм, или раскрытия тела?
Когда речь заходит о травмах, я всегда думаю о Грэме Нортфильде, и когда я проходил через очень интенсивную боль в колене, Грэм сказал мне: «Джон, это просто обострённое осознание». Так что с этого дня я отношусь к тому, что называется «травма», не как к травме. В разговорах я иногда использую слово «травма», чтобы знать, о чём мы говорим, но в практике йоги не должно быть такой вещи как травма. Если кто-то травмировался во время практики, тогда он нарушил первый и второй принципы аштанги – яму и нияму. Во-первых, это проявление жестокости к себе, а во-вторых, проявление жадности и материалистичности. Поэтому, когда мы пересматриваем слово «травма» и начинаем называть это «обострённым осознанием», тогда мы понимаем, что блок или остановка энергии, которая произошла, является возможностью обучения. И каждый должен иметь возможность пройти через это, чтобы понять, что вызвало так называемую травму. Поэтому, когда вы называете это обострённым осознанием, обращая пристальное внимание на то, что происходит, вы узнаёте, что вызвало это, почему это произошло и что вы можете сделать, чтобы исцелиться или пройти через это. Термин «проработать» – это ужасный термин. Вы должны понять, что произошло, и относиться к этому с уважением, и через понимание работать с этим, дышать сквозь это и расти.
Да, я травмировался, и в большинстве случаев это было связано с моим эго. Если ты слишком материалистично относишься к своей практике: как она выглядит, насколько она продвинута, – тогда, вероятно, ты получишь травму. Но эта травма научит тебя чему-то. Она научит тебя смирению для начала, и на самом деле, для большинства из нас действительно хорошо пройти через травмы, потому что в этот момент наше эго выворачивается наизнанку, нам не хватает смиренности даже для того, чтобы стоять на согнутом колене. Вообще-то, перед тем как я коснулся ног гуруджи (в знак уважения), был период, на протяжение которого у меня были проблемы с коленями, и впоследствии я начал понимать, что колени – это про то, чтобы идти вперёд или изменить направление, а также про эго, а у меня были некоторые конфликты с эго. И, наконец, я спросил Паттабхи Джойса: «Гуруджи, ты знаешь, я ведь не касаюсь твоих ног?». Он ответил: «Да». Я сказал: «Должен ли я касаться твоих ног?». Он сказал: «Да». Я спросил: «Гуруджи, почему я должен касаться твоих ног?». Он сказал: «По трём причинам. Первая – я старше, чем ты, так что уважай. Вторая, потому что я твой учитель, я твой гуру. И это опять же знак уважения. И в–третьих, если ты дотронешься до ног своего гуру, то всё плохое уйдет, только хорошее придёт».
И именно в это время, когда я, наконец, спросил его об этом и он дал мне ответы, я почувствовал уважение и прикоснулся к его ногам. Я смог опуститься только на одно колено, потому что другое колено было опухшее.
У меня было столкновение между моим эго и моим первым учителем Дереком, и как только все эти вопросы были решены, я смог опуститься на оба колена. Так ты учишься смирению, и опять же всё это связано с обострённым чувством осознанности. Что ты сделал, что вызвало травму колена? В конце концов, мы возвращаемся к тому, что говорит гуруджи: «Жёсткое тело, жёсткий ум!» – сломанное колено, сломанный ум. Тело отражает то, что происходит в вашем сознании. Поэтому вы решаете эту проблему в голове, это всё анатомическое. Ты начинаешь откручивать назад: «Где был источник движения?». Источник движения исходит от бедра, так что ты начинаешь более остро осознавать, как ты садишься в лотос, а не проявлять эгоизм по этому поводу и просто таранить ногу в него. Поэтому слово «травма» – это просто слово, которое мы используем для коммуникации с людьми вокруг. Но работая с этим внутри, это – обострённое осознание.
— Как вы думаете, аштанга привлекает людей определённого типа?
— Она определённо привлекает людей, которые по натуре одержимы или зависимы. Я думаю, что сама практика может вызывать привыкание, что логично. Таким образом, любой, у кого была, например, зависимость от наркотиков, идеально подходит, потому что вы можете поменять одну зависимость на зависимость от практики йоги. Теперь, когда вы начали работать с зависимостью от йоги, не практиковать йогу и есть йога сама по себе. В течение пяти лет, я могу сказать абсолютно точно, я не пропустил ни дня практики. Я был одержим, и я боялся пропустить практику, потому что боялся отпустить её. Так что практика приносит вам всё новые и новые сюрпризы, чтобы вы шли всё дальше, дальше и дальше, это всегда так, система всегда проверяет вас на прочность. Поэтому, я думаю, что есть несколько причин, почему Паттабхи Джойс ввёл выходной в Новолуние и Полнолуние, чтобы дать нам возможность не практиковать. Так, люди, склонные к одержимости, также подвергаются испытанию в виде необходимости отпустить практику. То есть мы должны освободиться от Падмасаны (смех, Джон сидел в положении лотоса в течении интервью).
— Как ваши отношения с гуруджи менялись с годами?
— У меня были очень особенные отношения с гуруджи. Я думаю, что у большинства первых студентов были особые отношения с ним. Для меня он немного дедушка, он так же отец, и иногда он гуру. Много раз я размышлял о поисках гуру в смысле духовного гуру, или кого-то, у кого есть сидхи (магические силы). Западные люди любят, когда человек демонстрирует какие-то магические штуки или что-то подобное. Это довольно глупо, потому что много раз я задумывался об этом, а затем смотрел на гуруджи и думал: «Он единственный!». Гуруджи – мой гуру, я ощущаю огромное количество любви и уважения. Я вижу отношения, которые существуют между ним и всеми его студентами. Он любит каждого из студентов, и он заботится о каждом, и он помнит всех студентов, которые были у него прежде. Мои личные отношения с ним не изменились.
Я всегда чувствовал уважение к нему и восхищение им. Я не мог прикоснуться к его ногам, потому что этого не было в моей культуре, это не было моим обычаем, но то, как я относился к нему, было больше, чем просто рукопожатие, которое является западным жестом, я не чувствовал, что это правильно, я шёл и обнимал его. Так вот, когда я обнял гуруджи, он обнял меня в ответ. И это было не просто пустое объятие или скованное объятие. Он обнял меня по-настоящему, как отец или как друг. Гуруджи никогда ничего не ждал от меня, но у него был способ заставить меня работать наиболее эффективно. Он был строг со мной, но в то же время он по-своему дарил мне много поддержи и похвалы. У него были свои рычаги давления, но, когда он манипулировал мною, в этом не было никакой агрессии или осуждения, недоброжелательности. И в определённый момент он повлиял на моё эго. Всё, что он делал, отражало меня, и тогда я действительно осознал, что он был моим настоящим зеркалом, он отражал то, кем я был. И я думаю, что после этого периода, через который я прошёл, у меня появилось большое уважение к нему. Теперь я могу позвонить ему по телефону, и он узнает меня и поговорит со мной. Это очень особенное чувство — иметь такую связь с ним. Он спрашивает, как поживает моя семья, мои дети. Он не думает о тебе только в ключе асан, он думает о тебе как о человеке, как о личности, у которой есть жизнь, семья, и твоя семья – это действительно часть его семьи. Все, что я могу сказать, — что он тёплый, любящий человек.
— У вас есть какие-нибудь веселые истории, связанные с гуруджи?
— Я думаю, что самая весёлая была, когда гуруджи пообещал мне третью серию. Я снова приехал в Майсор, и он сказал: «Ты вернулся, начинай третью серию». Это было перед свадьбой Шармилы. Свадьба Шамми была очень дорогой и отнимала много времени у гуруджи, он уставал. Перед свадьбой он сказал: «О, никаких новых асан». Он говорил это всем студентам: «Свадьба, я очень занят, очень занят. После свадьбы будут новые асаны». Лично мне он сказал: «Джон Скотт, после свадьбы начинаешь третью серию». Во время свадебного завтрака он сказал: «Джон Скотт, ешь много сладостей, сладости – хорошо, сделают тебя сильным для третьей серии». Так что я съел все сладости и после свадьбы, в первую неделю после свадьбы, я был достаточно мудр, чтобы не спросить его сходу о начале третьей серии. До этого момента я никогда не просил гуруджи о новой асане. Во всяком случае, когда я пришёл на второй или третий день, я подумал, что это вопрос времени, гуруджи даст мне асану. Но он не давал. Так что в конце концов я плюнул и спросил гуруджи: «Когда мы начнём третью серию?». Он ответил: «О, ещё не готов, ещё не готов». И мое эго – «бум», упало в ботинки. Я думал о том, что он говорил мне раньше: «После свадьбы начнёшь третью серию». Во время свадьбы он говорил: «Ешь больше сладостей, становись сильным». Так что сразу же я впал в уныние, я не улыбался гуруджи, я не здоровался с гуруджи, я не прощался с гуруджи, я просто делал свою практику и уходил. И он полностью отражал это. В конце концов, я сказал Шарату: «Шарат, почему гуруджи не даёт мне третью серию?» И Шарат ответил: «Гуруджи не думает, что ты достаточно хорош». И эго упало ещё ниже, потому что гуруджи пообещал мне третью серию со всей своей поддержкой. И так было до тех пор, пока я не пошёл на один из субботних обеденных теоретических классов, которые он раньше проводил – я любил теоретические классы, потому что он всегда рассказывал истории и введение в йогу. «Аштанга-йога: яма, нияма, асана, пранаяма, дхарана, дхьяна и самадхи». А потом он рассказал историю о маленьком мальчике, у которого были сидхи, и о том, как он отправился в Бенарес (город на севере Индии), и медитировал. И сначала я подумал из-за его акцента, что мальчик пошёл на рынок за бананами. Но на протяжение многих лет я слышал эту историю несколько раз, так что я замечал ту путаницу, которая возникала у других людей, они думали, что когда он говорил «Бенарес», он говорил «бананы». В любом случае, после класса теории у меня был зрительный контакт с ним и ему удалось заставить меня улыбнуться. И в конце занятия он сказал мне: «Джон Скотт, как ты?». Как будто я не видел его несколько недель, и я просто посмотрел на него и сказал: «Хорошо, гуруджи». И он наградил меня широкой улыбкой, так что я просто улыбнулся в ответ. И уже на следующей неделе я начал третью серию. Это было довольно странно. Он, в конце концов, заставил меня просить асаны, потому что я никогда не просил их. И я думаю, это был его тонкий способ заставить мое эго, наконец, проявить себя, потому что он знал, что у меня есть эго, но оно не проявлялось до этого, и ему удалось вытащить его на поверхность. Я всегда с нежностью вспоминаю об этом времени.
(Интервью с Джоном Скоттом из книги «Гуруджи. Портрет Шри К. Паттабхи Джойса глазами его учеников»).
Перевела Галина Кисанд.
