- Интервью

Хезер Серна: «Я просто сказала себе, что могу это сделать»

Преподаватель метода из Флориды — об освоении первой серии с Шаратом Джойсом, сложностях быть его ассистентом, о практике как возможности быть самой собой, про веру в аштангу и закон притяжения.

— Хезер, какие страхи были у тебя в практике? Есть ли они сейчас или тебе удалось избавиться от них? Их стало меньше?

— Да, у меня есть страхи в практике. Они возникают и проходят. Думаю, чаще всего они связаны с освоением новых асан. Однажды в Индии я получила двипаду и делала её так, что у меня началось раскрытие, поэтому я начала испытывать боль. Моё тело менялось, и мне было страшно. Я рассказала об этом Шаратджи, и он посоветовал мне сделать шаг назад. Я так и поступила, вернулась к самым базовым вещам: я делала приветствие Солнцу, самые основы, начала заново выстраивать свою практику. Так что страхи приходят и уходят. 

В следующий раз у меня появился страх, когда я осваивала пинчу, я боялась упасть. Но я продолжала её делать. Так что в практике всегда присутствуют страхи, но я продолжала практиковать, даже когда падала и даже когда мне было больно.

И я на сто процентов уверена: всё, что происходит с вами на коврике, является отражением того, как вы справляетесь с какими-то ситуациями в вашей жизни. Я отношусь к практике в следующем ключе: я всегда очень внимательна к тому, какие чувства вызывает у меня та или иная поза. И это то, над чем мне надо поработать: почему я боюсь этой асаны? Я должна продолжать делать эту асану, чтобы перестать её бояться.

— И ты используешь эти умения в обычной жизни? 

— Я старюсь изо всех сил. 

— Помогает?

— Да, помогает. Но должно пройти время. 


Я ходила на аштангу только в случаях, если не могла прийти на другие классы из-за моего расписания. А аштангу я сначала совсем не любила.


— Хезер, как ты думаешь, может ли какая-то асана не получаться из-за психического состояния? И можем ли мы работать над этими асанами через эти эмоции?

— Да, я верю в это абсолютно. Я постараюсь привести вам пример. У меня были асаны, которые, как мне казалось, я не смогу делать, потому что я недостаточно сильна. Я продолжала повторять себе: я недостаточно сильна, у меня не получатся эти асаны. Но однажды я перестала говорить это себе, я начала говорить: «Я могу это сделать». И я сделала их очень легко. И это было для меня показателем, что всё дело было в моих блоках, в том, что я была уверена, что не смогу выполнить эти асаны. 

— Что ты думаешь о каких-то более глубоких проблемах? Может быть, иногда практике может помочь работа с психологом?

— Определённо да. Конечно, все мы индивидуальны, у каждого свой путь, но для меня – точно да. Я думаю, практика и психолог идут параллельно. Всё, что происходит на коврике, отражается в терапии, и наоборот. Так что эти два аспекта могут поддерживать друг друга. 

— В России психотерапия стала новым трендом. Раньше люди считали это проявлением слабости, а сейчас, если ты идёшь к психологу, то это уже не стыдно, это больше про силу. Как дела обстоят у тебя в стране?

— Здесь очень распространено ходить к психологу. Большинство людей открыты к этому. 

— Когда это началось? Я спрашиваю, потому что на постсоветском пространстве это прям бум. 

— Я  закончила 4 года обучения, у меня высшее образование по психологии (бакавлариат), так что для меня это абсолютно нормально. Я точно не знаю, когда это началось, но сколько я себя помню, ситуация была такой. 

— Я читала у тебя в блоге, что у тебя был момент в жизни, когда после колледжа ты стояла на распутье и не знала, куда пойти дальше. И ты выбрала йогу. Какие у тебя были варианты? Кем ещё ты хотела стать? И занималась ли ты чем-то другим, помимо йоги?

— В тот момент я думала продолжить обучение, получить степень доктора наук, преподавать в университете и работать психологом. Я должна была продолжить обучение, хотела на магистратуру поступить, но я открыла для себя йогу.

— Никаких других вариантов?— Нет. Или продолжить обучение, или йога. И я выбрала йогу. 

— У тебя были моменты, когда ты пожалела о своём выборе?

— Да! (смеётся) Но сейчас уже нет. Случались моменты, когда я задумывалась, правильный ли выбор я сделала. Сейчас я понимаю, что это было правильным решением, но случались ситуации, когда я очень сомневалась в этом. 

— Можешь рассказать, где ты родилась, какой была твоя семья, как тебя воспитывали? 

— Я родилась в Нью-Йорке. Мои родители хотели перемен, поэтому мы переехали во Флориду, когда мне было два года. Моя семья из Южной Америки, из Колумбии, так что я воспитывалась в колумбийской семье в Соединённых Штатах. У меня было счастливое детство, меня очень любили. У меня есть брат и сестра, они намного старше меня, поэтому у меня было ощущение, что я единственный ребёнок, но в то же время у меня есть брат и сестра. И то, и другое было классно. Моя мама позволяла мне всё: я ходила на балет, на фигурное катание, на гимнастику. Если мне хотелось заниматься чем-то или моей маме хотелось, чтобы я занималась чем-то, я занималась этим. И я думаю, что именно отсюда идёт моё умение взаимодействовать с телом и моя дисциплина, потому что я росла очень структурированной, у меня всегда было расписание. Например, когда я занималась фигурным катанием, мне приходилось ходить на тренировки до школы, потом я шла в школу, а потом опять на фигурное катание. Так что у меня было много ответственности и дисциплины, когда я взрослела. 

— А твои сестра или брат практикуют йогу?

— Мой брат нет, а сестра – да. Она более мягкая, она медитирует. Мне кажется, однажды она приходила ко мне на занятие. Но у неё своя духовная практика, не аштанга. 

— Когда и как случилось твоё первое занятие йогой? И что к нему привело?

— Это очень интересная история. Я всегда думала, что я буду заниматься йогой. Это было моей мечтой. Я не знаю, откуда пришло это чувство, но я была почти уверена, что однажды буду заниматься йогой. И я думала, что я могу добиться успеха в этой сфере. Может быть, потому что я танцевала. И однажды я наконец-то пришла в зал на занятие. Я не помню, что это была за йога, что-то медленное. Мне очень понравилось. И я помню, что учитель подошёл ко мне и сказал: «Вы учитель йоги?». И я сказала: «Нет». 

— Вау!

— Но на самом деле, у меня не так уж хорошо получалось. Но во мне был какой-то потенциал. Думаю, учитель разглядела его. И я не возвращалась на йогу, наверное, год после этого занятия. Потом я начала читать книги, читала много книг о духовности. Во всех этих книгах повторялось «йога-йога-йога». И я начала отмечать это для себя. Однажды я спросила у подруги, которая, я знала, собиралась пойти на йогу, и она сказал: «Конечно! Ты можешь пойти со мной!». И она взяла меня с собой. Это была студия аштанги, но не традиционная, помимо классов по аштанге у них были и другие. С тех пор, как я начала заниматься там, я больше уже не бросала практику. Но мне больше всего тогда нравились медленные классы, я не ходила на аштангу. Я ходила на аштангу только в случаях, если не могла прийти на другие классы из-за моего расписания. А аштангу я сначала совсем не любила. 

— Когда случилась первая поездка в Майсор?

— В то время, когда я начала практиковать каждый день, я заканчивала университет. Тогда и случился переломный момент. Я была не удовлетворена тем, что я изучала. Всё, чем я хотела заниматься, была йога. Только йога-йога-йога, я не хотела ходить куда-то, не хотела ничего другого. Это была такая духовная коробка. И я решила, что после окончания университета я сделаю себе подарок: устрою себе путешествие туда, где я никогда не была. И я составила свой рейтинг. На первом месте была Индия, на втором – Тибет, на третьем … точно не помню, по-моему, Таиланд. И я начала собирать информацию. Я выбрала Индию, но у меня возник вопрос: «Что я буду там делать одна?». Я начала искать детские дома в Индии, я хотела побыть волонтёром в детском доме. Я пришла в студию, где занималась, и рассказала её владелице, что хочу поехать в Индию. Она аштангистка, и она сказала мне: «Тебе надо поехать в Майсор». Я сказала: «Но я же почти не занимаюсь аштангой». Она сказала: «Ну и что. Они принимают новичков. Просто напиши им письмо». Тогда вам надо было просто написать письмо, не надо было ждать, как сейчас. Я написала письмо и просто поехала туда. Я почти ничего не знала, но поехала. 


Он очень много помогал, и каждый день он был очень возбуждён: «Хезер, у тебя сегодня получилось захватиться в маричасане D?», «Хезер, как сегодня твоя бхуджапидасана?». И если я пропускала практику, то он всегда знал, где я была. Он мотивировал меня, ему очень нравилось работать со мной. Я была очень молода, мне было 23, и это тоже вдохновляло его, как мне кажется. Мы очень хорошо сошлись с ним.


— В каком году это было?

— В 2008-ом. 

— Ты практиковала с Паттабхи Джойсом!

— Он был там. Он был жив, он сидел в зале, но уже не преподавал. Преподавал Шарат. Шарат сразу же стал моим первым учителем. 

— Но у тебя есть фотографии с Паттабхи Джойсом и очень тёплые воспоминания о нём. Этой короткой встречи хватило, чтобы проникнуться им?

— Я испытываю огромное уважение по отношению к Паттабхи Джойсу. Прежде всего, потому что он учитель моего учителя. Он тот, кто принёс аштангу на Запад и вообще распространил её во всём мире. У меня огромное уважение и благодарность к нему. Но я никогда не считала его своим учителем, я всегда считала учителем Шарата. 

— Но ты встречалась с ним?

— Да, я встречалась с ним дважды. Сначала, когда я два месяца была в Индии. И после этого я ещё раз встречалась с ним в Америке. 

— Может быть, — я не могу судить объективно, потому что я живу в России, — но мне кажется, что твоя позиция по отношению к Паттабхи Джойсу сейчас не очень популярна в Америке. Складывается впечатление, что сейчас в Америке пытаются разделить имя Паттабхи Джойса и его метод. Как ты чувствуешь: твоё мнение о нём популярно или ты выделяешься с ним?

— Это скользкий диалог, но мне кажется, что да, отношение к Паттабхи Джойсу очень сильно поменялось в последнее время. Мне кажется, что я где-то посередине. Некоторые люди очень разочарованы и злы на него, они не хотят иметь ничего общего с ним. А некоторые люди до сих пор очень преданы ему и не хотят верить во всё это. А я где-то между, я понимаю обе стороны. Я очень благодарна ему за эту практику, за то, что он учил моего учителя. Но я не знаю, я никогда не встречала его. Нет, я встречала, но я никогда не практиковала с ним. Я не могу ничего сказать, единственное, что я могу сказать, что я очень благодарна ему за практику. 

— То есть Шарат был твоим первым учителем, правильно?

— Да, в традиционном ключе да. С ним я осваивала первую серию. Мне повезло, сейчас вам надо заниматься с другим учителем два месяца прежде, чем вы попадёте в Майсор. 

А тогда он только начинал преподавать, только становился директором Института исследования аштанги. Он очень много помогал, и каждый день он был очень возбуждён: «Хезер, у тебя сегодня получилось захватиться в маричасане D?», «Хезер, как сегодня твоя бхуджапидасана?». И если я пропускала практику, то он всегда знал, где я была. Он мотивировал меня, ему очень нравилось работать со мной. Я была очень молода, мне было 23, и это тоже вдохновляло его, как мне кажется. Мы очень хорошо сошлись с ним.

— Сейчас это тяжело представить из-за потока людей. Как ты думаешь, эта резкая популярность аштанги и то, что сейчас невозможны такие моменты, – это к лучшему, или ты скучаешь по тем временам, когда всё было не так масштабно?

— Это определённая новая эра для аштанга—комьюнити и для Майсора. Мне нравится и тот, и другой периоды. Но, конечно, у меня есть тёплые воспоминания о старой шале. Мне нравилось практиковать там вторую серию, у меня там были любимые места – это очень тёплые воспоминания. Но у меня нет предпочтений. Я знаю, что, когда я снова начну чаще путешествовать в Майсор и практиковать в новой шале, я буду наслаждаться этим. И это жизнь, нам нужно расти. Это хорошо, что мы растём и что у Шарата появляется больше студентов. 

— У кого ещё ты практиковала?

— Шарат был моим основным учителем, но было время, пару лет, когда я жила во Флориде, но ездила в Майями, чтобы практиковать с Кино Макгрегор, Тимом Фелдманом и Грегом  Нарди. Когда я была не с Шаратом, я практиковала с ними где-то два-три года. Также я практиковала с некоторыми учителями, но не на постоянной основе.  

Например, если случалось так, что я была в том же городе, в котором кто-то проводил семинар, я ходила на практику. Но больше ни с кем постоянно, это были Шарат, Кино, Тим и Грег. И я даже приезжала к ним, чтобы ассистировать в их шале. Я приезжала к ним в Майями, и потом они тоже приезжали в студию, где я уже преподавала немного. Они приезжали и проводили семинары для обычных студентов и обучали нас, преподавателей, править. И с тех пор мы стали друзьями, мы встречались в Майсоре. 

Так что это было не очень долго, где-то два года. Потом я начала потихоньку заниматься самостоятельно, начала чаще ездить в Майсор. А после я начала путешествовать, так что я не могла практиковать с кем-либо. 

После своей первой поездки в Майсор, когда я вернулась домой, я поняла, что хотела бы заниматься аштангой больше. И передо мной встал вопрос где. В моём город было не очень много аштанги, и в то время ближайшим авторизованным учителем в традиции была Кино. Мои поездки к ней и Тиму продолжались два года, но параллельно я ездила в Майсор. Дальше я занималась только самостоятельно или с Шаратом. 

— Как ты пришла к тому, что ты готова преподавать? И популярна ли аштанга в твоём городе или ты хотела бы больше студентов?

— У нас было не так много учителей, а студия, в которой я практиковала, закрылась. В городе не осталось мест, где можно было практиковать аштангу, поэтому я начала практиковать дома сама. И как-то так получилось, что у нас собралась группа: мы встречались и практиковали вместе. Я была самой молодой, поэтому самой свободной. К тому же я уже побывала в Майсоре у меня было немного больше знаний. Хотя я не была такой уж продвинутой в плане асан, у меня было больше понимания традиции, и я начала править, но совсем немного, в мелочах. Потом я вдруг осознала, что хочу преподавать это, хочу быть преподавателем йоги. Но у меня всё было немного по-другому: я понимала, что не могу вести майсоры, что должна начать с самого начала. В то время у меня было представление, что сначала мне нужно пройти курсы для преподавателей. Я нашла программу, где преподаватель занималась аштангой, но обучала чему-то вроде flow. 

Так я начала преподавать. Я начала с классов по виньяса-йоге, но я проводила их с аштанговской структурой: сначала приветствие Солнцу и так далее … Я модифицировала класс, но это было близко к первой серии. Но тогда мне казалось, что я не могу преподавать аштангу, что мне нужно достичь определённого уровня. Я продолжала практиковать сама каждый день. Из-за этого же я поехала в Майями, начала своё обучение там. Я начала практиковать с Кино и Тимом, потому что хотела больше знаний о том, как преподавать именно аштангу. Потом я начала им ассистировать. А сама я вела led-классы половины первой серии. Мне не нравилось преподавать виньяса-йогу. Когда я почувствовала себя увереннее, я начала вести led-классы полной серии. Продолжала ездить в Майями, чтобы обучаться у Кино, Тима и Грега. Я становилась всё более уверенной в своей практике, съездила в Майсор. И где-то через два года после Майсора я начала вести уже майсор—классы. Я открыла свою постоянную программу до благословления Шарата, но я предупредила его, сказала, что буду вести, потому что в моём городе нет авторизированных преподавателей. Он сказал: «Хорошо, преподавай то, что знаешь». И потом, где-то год или два спустя, он дал мне авторизацию. 


У меня есть правило: не встречаться со своими студентами. Мой парень может стать моим студентом, но мой студент моим парнем – нет. 


— Вопрос про преподавателя-женщину. Мне кажется, что быть преподавателем мужчиной непросто, потому что есть какой-то процент практикующих, которые приходят в зал не столько за практикой, а больше потому, что начинают испытывать симпатию к тебе. Каково это, быть женщиной учителем? Проявляют ли студенты—мужчины симпатию по отношению к женщине преподавателю? Приходится ли тебе защищать как-то свои границы?

— У меня никогда не было подобных ситуаций. Я всегда смотрю на тело только как на тело. Я не обращаю внимания на то, мужское это тело или женское. Конечно, я никогда не прикасаюсь к людям в неподходящих местах. На меня это никак не влияет, нет. 

— Хезер, мне кажется, ты не совсем поняла вопрос. Я имела в виду, случалась ли симпатия по отношению к тебе со стороны студентов?

— А, поняла. Да, это очень распространено. По моему опыту больше распространено, когда студенты-девушки ходят на занятия к преподавателю-мужчине, потому что он им нравится. Но я уверена, что обратная ситуация тоже может быть. Ну ладно, со мной такое случается. Я стараюсь оставаться в рамках профессиональных отношений. Я дружелюбна, но когда я замечаю, что человек хочет от меня не только моих знаний как преподавателя, а чувств, или если кто-то предлагает мне пойти куда-нибудь, я сразу же стараюсь держать себя супер профессионально. Я стараюсь держать большую дистанцию, но я не меняю подход к преподаванию, я продолжаю обучать их так же, как я обучала их до этого. Но я стараюсь быть суперпрофессиональной. У меня есть правило: не встречаться со своими студентами. Мой парень может стать моим студентом, но мой студент моим парнем – нет. 

— Вы с Ларугой хорошие друзья. И, наверное, ты знаешь о её жизни чуть больше, чем мы из её соцсетей. Хотела бы ты быть такой же популярной, как она или как Кино?

— Нет, сейчас нет. Раньше я хотела, я думала об этом. Но при этом я не хочу говорить «никогда». Никогда не знаешь, как будет. Может быть, я поменяю своё мнение. Но это не в моих приоритетах сейчас — быть как она, быть такой же популярной в социальных медиа, как она. Это потрясно, но это абсолютно другой подход. Мне пришлось бы быть дисциплинированной, делать публикации каждый день. Это просто другой мир. Я не уверена, что я бы хотела этого, это требует очень многого. 


У практики есть терапевтический эффект, это терапия на ковре. Она даёт мне ключи. Она стала частью меня, и без неё я не буду самой собой. 


— Во Флориде ты единственный учитель аштанги или есть ещё кто-то?

— В моём районе есть другие преподаватели. Я единственный авторизованный преподаватель второго уровня, есть ещё двое первого уровня, но один из них больше не преподаёт. И есть ещё один преподаватель, у неё нет авторизации, но она преподаёт без неё. 

— Между вами есть какая-то конкуренция?

— Не особенно, мы находимся достаточно далеко друг от друга. Большинство людей, которые ходят ко мне на уроки, выбирают меня, потому что они живут недалеко. И к ним тоже ходят люди, которые живут недалеко от них. Иногда их студенты приходят ко мне, например, на выходных или на семинары, когда я их провожу. Но соревнования нет…пока. (смеётся). Сейчас нет.

— Ассистирование Шарату было для тебя больше удовольствием или больше стрессом? 

— Лучше спроси, сколько раз я уже ассистировала. (смеётся). Я ассистирую каждый год, иногда по два раза. Я обожаю это делать! Я свяжу это с тем вопросом, который ты уже задавала мне: это очень страшно, потому что никто не хочет, чтобы ты ассистировал, все хотят, чтобы ассистировал Шарат, правда ведь? Но для меня как для преподавателя это потрясающий опыт, потому что это отодвигает твоё эго в сторону. В этом заключается первая причина, по которой я люблю ассистировать Шарату, – мне нужно отпустить своё эго. И вторая причина – мне нужно работать с людьми так, чтобы они начали мне доверять, чтобы они подумали: «Ок, теперь я доверяю Хезер». И это потрясающее чувство. 

Когда ты ассистируешь Шарату в Майсоре, ты делаешь правки очень интенсивно, намного интенсивнее, чем в любом другом месте. Тебе нужно охватить всех, неважно, насколько у студента тугое тело, какого он размера, какого он роста, от тебя требуют правок для всех. Многих нужно держать в мостах. Не всех, но многих. И то же самое с другими асанами. Например, с капотасаной. Тебе приходится дотягивать в захват студентов с очень сопротивляющимися телами. Я научилась там очень многому.

— В твоих соцсетях есть фото из фитнес-зала. Ты продолжаешь совмещать аштангу с какими-то другими активностями?

— Сейчас я не часто хожу в зал. Иногда я выполняю разные тренировки, но это не фитнес. Я обычно практикую, медитирую, а потому иду на часовую прогулку. Потом я выполняю упражнения на укрепление кора, совсем немного, может быть, десять минут. Потом немного упражнений на ягодицы с небольшим весом, очень-очень простые. Раньше я ходила в зал регулярно, а сейчас я хожу туда, только если погода не очень хорошая и я хочу воспользоваться тренажерами для кардио. Я всегда была физически активной. Мне это нравится, поэтому я занимаюсь этим.  После того, как я погрузилась в практику йоги, я перестала заниматься чем-то ещё, я практикую только аштангу. И мне кажется, что это обязательное условие. Необходимо, чтобы тело раскрылось, необходимо, чтобы мускулы были достаточно длинными, не короткими, поэтому я перестала ходить в зал. 

— Ты видишь связь между спортзалом и жёсткостью тела?

— Да, если я занимаюсь слишком много другими активностями, помимо йоги, я чувствую, что становлюсь жёстче, особенно в руках. Но сейчас, практикуя довольно долго, я дошла до того уровня практики, когда я чувствую, что даже если в теле есть какая-то жёсткость, я всё равно могу выполнять асаны. Я просто чувствую небольшое сопротивление и мне нужно немного больше времени, чтобы раскрыться во время практики. Когда я начинаю практиковать, я могу чувствовать, что тело немного жёсткое, но во время практики я раскрываюсь. 

Я верю в то, что упражнения на укрепление кора, которые я делаю, сделали меня сильнее. 

В моей жизни было время, когда я хотела заниматься только аштангой, но сейчас я стала взрослее, и мне хочется заниматься ещё чем-то, поэтому иногда я хожу на разные тренировки.

Иногда я бегаю, иногда плаваю, иногда немного хожу в зал, но практика всегда в приоритете. Я думаю, что я делаю это в большей степени для своего ума, чтобы поделать что-то другое, заниматься чем-то разным. 

— Какой была твоя цель, когда ты начинала практиковать йогу? И какова твоя цель сейчас?

— Когда я начинала практиковать йогу, моей основной целью было наполниться. Я не чувствовала себя наполненной, целостной в том, чем я занималась. И я почувствовала эффект с самого первого своего занятия, я чувствовала себя потрясающе, вовлечённой, я чувствовала себя самой собой, это было очень приятно. 

Когда я продолжила практиковать аштангу, это чувство стало глубже. Стало больше дисциплины в практике, больше саморефлексии. И я понимала, что практика делает меня лучше и в человеческом плане, и в преподавательском. 

Какая у меня цель сейчас? Быть более устойчивой, более стабильной. У практики есть терапевтический эффект, это терапия на ковре. Она даёт мне ключи. Она стала частью меня, и без неё я не буду самой собой. 

— Я знаю, что ты очень любишь ухаживать за своей кожей. Как к тебе пришёл этот интерес? Были ли у тебя какие-то проблемы? 

— Для меня это ещё один способ понять, что происходит с моим телом и с моим умом. Если у меня появляются высыпания, это значит, что я либо плохо спала, или плохо питалась, или у меня стресс. Это демонстрирует, что мне нужно сбалансировать в своей жизни. Как это началось? Когда я начала путешествовать и преподавать, состояние моей кожи очень сильно ухудшилось. У меня было акне, и я не понимала из-за чего. Я начала искать информацию по этому вопросу, изучать разные способы ухода за кожей. И я выстроила свой уход, и сейчас мне это очень интересно. Это ещё один способ позаботиться о себе. 

— В твоём профиле упомянут закон о притяжении. Как ты его понимаешь?

— У всех у нас есть привязанности и желания. И важно, как мы ими пользуемся. Например, я понимаю, что я хочу, и я готова сделать всё, чтобы получить желаемое – так устроен наш мозг. То есть это вера в то, что ты можешь получить, всё, что ты хочешь. Нужно мыслить позитивно и стараться проживать жизнь того человека, у которого есть всё, что он хочет. Это больше про ваше отношение к миру: ваше умение оставаться позитивным, довольным и внимательным к тому диалогу, который есть внутри нас, к своим чувствам и к тому, что ты создаёшь вокруг себя. 

— А как ты понимаешь, что это твоё истинное желание?

— Ты должна знать это. Если ты не уверена, у тебя не получится добиться этого. Вы должны испытывать это чувство. Для этого нужно спросить себя, чего я действительно очень сильно хочу. Потому что, если вы не так уж хотите этого, скорее всего с вами этого не случится. 


Нужно мыслить позитивно и стараться проживать жизнь того человека, у которого есть всё, что он хочет. 


— Но всё-таки, как ты думаешь, что может помочь нам выбрать то, чего мы действительно хотим?

— Медитации, потому что они помогают успокоить свой ум и воссоединиться со своим внутренним «я». Это может помочь вам приоткрыть то, чего вы хотите, и быть к этому более внимательным. Так что, да, это медитация, это практика асан. И ещё нужно жить в ладу со своими чувствами. Нравится ли вам то, что вы испытываете по отношению к этой ситуации, или вам не нравится то, что вы испытываете. 

— Ты медитируешь каждый день?

— Я стараюсь медитировать каждый день. Иногда получается пять или шесть раз в неделю. Иногда я медитирую прямо перед практикой. Вообще я медитирую от одного до трёх раз в день. Это зависит от того, как я себя чувствую. Если я чувствую себя потерянной и испытываю стресс, я медитирую. 

— А какой тип медитаций ты практикуешь?

— Разные. Я начинала с випассаны. Потом это были мантры. Сейчас я сосредотачиваюсь на кончике носа, так я успокаиваю свой ум. И потом я практикую визуализации. Но это не тот тип визуализации, когда я представляю себя делающей то, что мне хочется. Это не совсем визуальный аспект, это воссоздание чувства того, что тебе хорошо. То есть в своей медитации я хочу быть уверенной в том, что я чувствую именно то, что хочу чувствовать. 

— Как долго ты медитируешь?

— 10-15-20 минут, не больше. Обычно 10-15. 

— Ты была во многих странах. Есть ли страны, в которые бы ты не хотела вернуться?

— Я даже не знаю. Дайте-ка мне подумать. Наверное, нет таких. По крайней мере, ни об одной из стран у меня не сохранилось такого впечатления. 

— Но ты никогда не была в России?

— Нет. Но я хочу. 

— Мы будем тебя ждать!

Беседовала Диана Гуцул.

Перевела Ася Кудрявцева.

За организацию интервью благодарим Санди Рахимбаеву.

Нравится? Поделись с другими