Студентка Шарата Джойса – об учителе из пещеры, тотальной влюблённости в метод ценой других сфер жизни, об отсутствии страха потерять практику и решении оставить преподавание аштанги.
— Ты начала практиковать аштангу, когда о ней мало кто знал. Как ты выбрала этот метод?
— Я начала заниматься йогой еще в Мурманске в 2003 году в институтские годы, а в аштангу пришла в 2010 году, когда уже жила в Тайланде. Я жила в Азии несколько лет, и у меня был индийский преподаватель, который до этого жил 8 лет в Индии в пещере. Когда он из неё вышел, то приехал в Тайланд, чтобы передавать знания о йоге, потому что обещал это своему учителю. Его обучали один на один, то есть у него была чёткая парампара – передача знаний. Он преподавал не аштангу, скорее, хатха-йогу. Изначально я пришла к нему, как и все ученики, просто в группу, а вскоре он предложил мне заниматься индивидуально и бесплатно. Его цель была – чтобы я поехала в Индию в эту пещеру к его мастеру, чтобы он, по его словам, увидел какие-то мои способности. Я так полагаю, речь шла про способность к концентрации, к фокусировке, именно это ему понравилось, плюс трудолюбие: в тот период я была вся такая вдохновлённая йогой. Это был 2009 год, когда он мне предложил заниматься, и в какой-то момент он сказал, что нет, всё, мы заканчиваем наши тренировки, потому что у тебя тело очень расположенное к раскрытию, к доверию, распахивается быстро, но сила строится очень сложно. То есть очень сложно мне даются преодоление, дисциплина, какая-то воинственность. И он мне говорит: «Тебе нужна силовая йога. Тебе нужно ехать учиться аштанга-йоге». Я в те времена вообще не знала, что такое аштанга и вообще зачем она мне нужна. И он меня отправил на остров в Азии на недельный ретрит к преподавателю, его звали Кес, уже не помню фамилию. Такой с «20-летним-опытом-практики-аштанги», как я эту категорию учителей называю, ученик Паттабхи Джойса. Я поехала и сразу же поняла, что, конечно, не смогу практиковать аштангу. Мне всё было непонятно, начиная от дыхания уджайя, плюс очень много каких-то отжиманий. Но название уже стало знакомым, то есть в 2010 году я буквально чуть-чуть, по верхам попробовала.
— Но ты эту неделю выдержала?
— Да, выдержала, но не было никакого погружения, даже не было решения аштангой заниматься. Хотя именно этот случай очень повлиял, видимо, на выбор направления, потому что дальше у меня жизнь так развернулась, что случился переезд в Лондон, из Азии в Англию в начале января. В Англии я выбирала учительский курс по йоге с ощущением, что я уже молодец, десять лет практики – могу выбирать всё, что хочу, поэтому я записалась на преподавательский курс по аштанга-йоге с Райном Спилманом – это первый учитель Кино Макгрегор. Очень самоуверенно на тот момент было с моей стороны, потому что я попала в группу, в которой у ребят было 5+ лет ежедневной практики аштанга-йоги, а я была молоденькой девочкой, которая практиковала хатха-йогу без чёткой базы, без фундамента, без глубины, но у меня было очень-очень много желания, хотелось погружения в йогу. И, видимо, Райн Спилман увидел это во мне вместе с моей наивностью, и взял меня на курс, но с условием, что я, помимо этого полугодового курса преподавательского, куда включено было всё: анатомия, йога-сутры, разбор серий, аджасмент, что я буду каждый день ходить на утренние майсоры. А на тот момент я была обычным стандартным практиком, который любил спать, практиковал днём или вечером, а теперь надо было просыпаться в Англии в 4 утра и в темноте тащиться в шалу. На первом майсоре я почувствовала себя ребёнком, потому что вокруг были сильные, мощные женщины, которые идеально стояли в Чатуранге, я смотрела на них и абсолютно не понимала, как они там висят, потому что я падала на живот. Я была такая слабая, но очень гибкая и открытая к знанию, мне хотелось всё изучить, я читала эти тома книг на английском. Я скупала все книги, просто идеальный клиент для йога-студии. Плюс нужно было ещё писать диплом по аштанга-йоге. Я прошла «путь воина»: наработала силу, и это моё личное достижение, потому что я к этому не склонна. Если бы аштанга не появилась в моей жизни, я бы, скорее всего, размазано лежала в Азии, потому что это моя стихия.
После определённого уровня практика может случиться у тебя при любых обстоятельствах, если со здоровьем всё хорошо, если физически всё ок, то тебе никакая еда, режим в принципе не помешают.
— К моменту переезда в Англию ты уже 10 лет практиковала, а когда начала преподавать? С начала двухтысячных, выходит, уже вела хатху? В Азии тоже?
— Я бы назвала это инь-йогой. В Азии я начала работать и преподавать где-то в 2008 году, до этого я преподавала в Мурманске с 2004 года.
— Как ты попала в Азию из Мурманска? Как это произошло?
— Мурманск – это заполярье, полярная ночь 10 месяцев году, холодно, темно. Естественно, у меня, как и у многих мурманчан, была идея, что не плохо бы жить на берегу океана, в тропическом климате. Ещё я была сыроедом в Мурманске. Эта идея меня посетила там в начале моих институтских лет, я ела только бананы, апельсины и кешью – то, что можно купить в Мурманске. У меня в рационе было три продукта. Естественно, идея жизни в Тайланде, где много фруктов, вдохновляла. Тайланд на тот момент был ещё недоступен, это сейчас туда можно легко улететь, не беря в расчёт короновирус. А на тот момент, когда я была студенткой, это казалось какими-то райскими мечтами. Я осознанно эту мечту реализовала, хотела в тепло и много фруктов.
– В 2008 ты переехала, получается?
– Восьмой, девятый… Девятый даже.
– Сколько времени ты сыроедила?
– Я сыроедила в общей сложности 8 лет, в последние годы уже было фрукторианство, но сейчас я вообще не сыроед, даже не веган, потому что когда я вернулась в Петербург, поняла, что этот тип питания мне не подходит, ушла с него очень легко. Когда мне 30 лет исполнилось, у меня случилась тоска по Родине, и я вернулась в Петербург.
— А за 8 лет ты сдавала анализы, не было никаких дефицитов?
— Нет, дефицитов не было, анализы сдавала, мои – родители врачи, и это была их просьба, особенно мамина, бабушкина, потому что мясо я не ем лет 20, может, больше.
—Двадцать?!
— Нет, мне больше лет, мне 35 будет. Со старших классов не ем мясо. Я его и не любила, не было такого, чтобы хотела стейк или сосиски. А вот сладкое любила всегда и много. До сих пор его люблю, но стараюсь приуменьшить его количество в рационе.
— Давай вернёмся к йоге. Ты попала в Тайланд, сразу устроилась там на работу преподавателем или нет?
— Да, сразу же и просто, в первую же неделю я устроилась в Паттайе в «Тони-фитнес центр» преподавателем по йоге и заодно директором этого клуба, но я всегда чувствовала и позиционировала себя как учитель, то есть дополнительные работы не вызывали у меня какого-то положительного отклика. Я могу их делать, если нужно, если нахожусь в стадии обустройства жизни, выживания, но это не моё.
— А в Англии ты работала или только училась?
— Только училась, занималась йогой, счастливые времена были. Мой день выглядел так: сначала майсор, час добираешься до шалы, где-то 2,5 часа майсоришь. Вообще моё первое занятие выглядело как два часа Приветствия Солнцу, после него у меня дрожало всё, руки отваливались, это был шок. Аштанга мне прокачала определённую силу, как внутреннюю, так и внешнюю. Я заканчивала свой майсор, пила чай, я тогда даже кофе еще не пила. Потом начиналось обучение. Мне очень хотелось познать максимальную глубину йоги, зайти максимально в осознанность.
— Удалось?
— Да. Потом сложнее с верха спуститься вниз, в нормальную жизнь, потому что когда сильное погружение происходит с месяцами проживания в Индии, когда аштанга становится религией, жизнью, – страдают другие сферы. Погружение было настолько сильным, что у меня шёл провис по отношениям. С утра практика, мне было всё равно на любимого человека, что он хочет меня видеть вечером, мне спать надо лечь в девять. Несколько лет у меня была чёткая позиция, что практика – это святое.
Остальное: друзья, семья, мужчина – подстраивается под неё. Через пять лет сильной влюбленности в практику я успокоилась.
— Ты встречалась с сильным аштангистом из Тайланда – Бунчу Танти?
— Мы были в браке, два аштангиста, да, так было.
—Проще встречаться с теми, кто из аштанга-мира, или с теми, кто из вне?
— Я пробовала и так и так, у меня много лет аштанги, у меня были разные варианты отношений. И везде есть свои плюсы и минусы. Когда я была замужем за аштангистом, у нас был одинаковый режим дня, одинаковый подъём, одинаковый ранний отход ко сну, одинаковые аштанга-ценности, одинаковое погружение в йогу. Мы с ним были не столько погружены в друг друга, сколько в йогу. Мы с ним разделяли огромную любовь к аштанге, нам было легко работать, легко практиковать, легко выбрать продукты, не было никогда никаких сложностей по быту, это всё было очень весело. А отношения с человеком из другой сферы тоже могут быть очень классные, потому что там, скорее всего, человек смотрит на тебя, а не в практику, а ты ответно реагируешь, поворачиваешься и смотришь на него. И на данный момент мне так нравится больше. Мой мужчина совсем не занимается никакой йогой.
— И ест мясо?
— Ест мясо, не знает, что такое чакры. Если он это услышит, ему, скорее всего, будет очень забавно. Это совершенно не мешает ни моим прогибам, ни моим каким-то внутренним ценностям.
— А спать ты ложишься в 21 или уже нет?
— Нет. Всё стало свободно. Это на начальном этапе, чтобы погрузиться в практику, тебе нужно соблюдать много условностей: легкое питание, идеальный режим, благостные мысли, хорошие события в жизни. Ты создаёшь себе определенный идеальный вакуум – и тогда у тебя растёт практика. После определённого уровня практика может случиться у тебя при любых обстоятельствах, если со здоровьем всё хорошо, если физически всё ок, то тебе никакая еда, режим в принципе не помешают. Она у тебя всё равно будет происходить, если ты этого хочешь. И, опять же, после стольких лет практики нет страха её потерять, потому что она уже как бы у тебя есть. Я могу сейчас себе свободно позволить не заниматься, могу не практиковать несколько недель. И от этого моя практика ни на физическом, ни на каком-то другом уровне никак не пострадает. Я могу чуть-чуть встревожиться, если вдруг понимаю, что не хочу практиковать долгое время, но по сути она уже никуда не может деться, потому что она уже встроилась в меня. На начальном этапе, если вдруг не получалось практиковать шесть дней в неделю, это был большой стресс: «я плохой аштангист». Сейчас таких мыслей нет.
— Мне кажется, что у тебя и без аштанги достаточно практики в течение дня. Разве нет? Ты ведёшь частные занятия и каучук-курсы, судя по сториз, ты всё показываешь на себе, не просто диктуешь голосом.
— Да, минимум два часа каждый день моё тело чувствует непрерывную нагрузку.
— У тебя есть такие фотографии в Инстаграм, что складывается ощущение, что у тебя цирковое прошлое или цирковое настоящие. Есть такое?
— Классный вопрос, кстати, спасибо. У меня уже после многих лет аштанги неожиданно случилась любовь к такому цирковому направлению, которое называется «конторшин». Это люди-змеи, которые гнутся во все стороны. Мне всегда нравилась гибкость, она красивая. Нравится плавность, когда нет углов, когда человек раскрыт внутренне, и это видно по телу. Я ездила учиться в Америку на профессиональный курс по этому направлению. По-русски мы это «каучук» называем – максимальная гибкость, но с очень чётким внутренним контролем. Там не происходит всё просто так – всё очень технично, чётко, структурированно. Мне это тоже очень понравилось, потому что я уже привыкла к аштанговской структуре, мне очень хорошо зашёл этот каучук цирковой. И я пытаюсь совместить две сферы. И вот это настоящий челлендж – совместить физическую практику аштанга-йоги, которая у меня идёт очень долго, и каучук-практику, которая тоже на максимальной амплитуде тела работает, и плюс ещё работу, преподавание. Получается много.
Аштанга-йога – это практика не про тело. Тебе даются позы только с одной единственной целью: они тебе прокачивают внутреннюю концентрацию и осознанность.
— Скажи мне, в чём смысл каучука? Просто без виньяс вы по два часа в день тянетесь, не отвлекаясь на промежуточные действия?
— Аштанга и каучук – это диаметрально противоположные практики. Расскажу, как я вижу, у всех свои идеи. Аштанга-йога – это практика не про тело. Тебе даются позы только с одной единственной целью: они тебе прокачивают внутреннюю концентрацию и осознанность. То есть, если у тебя в практике есть сложные позы, они просто там поставлены для тебя, чтобы ты сконцентрировался, сфокусировался, и у тебя ушли все левые мысли. В аштанга-йоге ничего нет ради поз. Всё ради того, чтобы зафиксировать себя в определённом моменте, в определённой точке, в определённом состоянии. Она вся про определённые состояния ума. Она вся про то, чтобы поднять энергии наверх. Каучук – про тело, он про чувствование, про техничность. В нём нет заужения сознания, наоборот, максимально чётко, алгоритмично, математически: что и как тебе надо согнуть для максимального и визуального эффекта.
— В каучуке быстрее добиваешься результата в гибкости?
— Где у тебя энергия, там и результат. В аштанге ты можешь только на Сурья Намаскар сидеть долго, потому что йога – это не про захват в мостах. В каучук другая цель. Обучение выстроено так, чтобы у тебя был максимально быстрый и безопасный результат по телу. Поэтому ты можешь очень круто развернуться даже за месяц, если у тебя грамотный преподаватель (а нужно ехать обязательно к грамотному преподавателю, потому что другой тебя сломает).
— Сколько уроков в твоём курсе и какова их длительность?
— Курс длится месяц, 4 дня в неделю по 2 часа. Каждое занятие направлено на определенный отдел – только на продольный шпагат или только на силу. Например, во второй серии аштанги идёт мощная работа с нервной системой – нагнись вперёд, назад, снова вперёд, скрутись сюда, туда. В каучуке если урок на наклоны – мы всё занятие нагибаемся вперёд, а если работаем над прогибом назад, то как снежный ком от маленькой амплитуды к большой прогибаемся все два часа.
— У тебя много последователей. Ты продала франшизу каучука ученикам?
— Мои ученики не ведут каучук-курсы. Каучук-курсы веду только я. Они ведут каучук-занятия. Я за то, чтобы они вели, чтобы было больше каучука в мире, у нас будет больше гибких, открытых людей, потому что, меняя тело, мы же меняем своё отношение к миру. Всех, кто прошёл курс, мы готовим к тому, чтобы они умели грамотно преподавать, чтобы у них натренировалась насмотренность. У них есть вся система. Я вообще ничего себе не оставляю, у меня нет жадности на информацию. Берите, пользуйтесь. Мои ученики ещё сами по себе очень крутые. Ко мне такие талантливые обычно притягиваются.
— Сколько стоит курс?
— Он постепенно у меня повышался в цене. Вот сейчас 50 тысяч рублей за курс.
— Давай про твоих учителей, у кого ты училась каучуку?
— Мой основной учитель – это Кэти Бриер, она американка, сейчас живёт в Германии. Вот она очень крутая, я считаю её лучшим в мире преподавателем конторшина. Ещё до рождения ребёнка она выступала. Очень многие как цирковые артисты всё время выступают, они не преподают. Я себе выбрала, что больше люблю преподавать и учить, больше, чем выступать на сцене. Я могу выступить на сцене для интереса, но люблю обучать маленькие группы.
— Давай вернёмся к твоей жизни вне России. Ты была замужем за известным учителем аштанги в Тайланде…
— По их местному законодательству он был на мне женат везде. Я ещё в Америке тоже выходила замуж за него же.
— Вы познакомились в Майсоре?
— Мы познакомились в Бангкоке, я туда ездила на майсор-программу. А он вышел на замену моего преподавателя. Мы 4 года были вместе.
— Ты жила в Тайланде, Англии, Америке. Так бесстрашно переезжала, была уверена, что сможешь там зарабатывать?
— Я много где была, это будет долгий список. Начала путешествовать после института, в Россию вернулась в декабре 2016 года, то есть до этого я всё путешествовала где-то.
То есть много лет я не приезжала в Россию на значимый период, в основном жила в Тайланде. Оттуда выезжала на остальные локации. Я надолго ездила в Майсор, например, в первую поездку осталась там на октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март. Мне Шарат Джойс сказал, что можно остаться на 5 месяцев. Но в Индии я не жила, просто практиковала, могла приехать в Майсор 2 раза в год.
— Ты заявку подавала на один месяц, а Шарат тебе разрешил остаться на пять?
— Нет, подавала на три месяца в 2011 году. Заявки же проходят «по судьбе». У меня всегда было легко, каждый раз получала подтверждение. В первый приезд, когда отпрактиковала три месяца, он сказал, что надо бы мне ещё остаться и ещё практиковать. Я такая: «Ну, прекрасно. Меняем билеты, не едем обратно». Это был мой приоритет на тот момент.
— Расскажи теперь про твой график. Ты встаёшь в 4 утра?
— Сейчас уже нет. Это у меня раньше был такой график, очень аскетичный, потому что я рано ложилась спать, просыпалась очень рано, делала свою практику, потом вела майсор. Сейчас я не веду майсор, поэтому мне не нужно так делать. Я веду только каучук-курсы, потому что в какой-то момент поняла, что не хватает энергии на всё. А я перфекционист, мне надо всё делать очень качественно, с максимальной отдачей. Тогда надо отказаться от личной жизни и полностью отдаться работе.
— То есть сейчас только курс и персональные занятия?
— В основном это каучук-курс, он занимает главную часть в моей жизни. Месяц я отдаю себя людям, которые приходят на курс. Я о них думаю, выстраиваю им план, то есть я с ними. А потом смотрю по уровню своей энергии и желанию отдавать, если понимаю, что могу, то беру индивидуальные занятия, в основном иностранцев. У меня есть ученики из Италии, Швеции. Они не могут ко мне прийти на живой класс, но хотят продвигаться в гибкости, тогда я их беру на индивидуальное, да.
— В 2016 году ты вернулась в Питер и сразу открыла свою шалу, как понимаю. Как ты так быстро сориентировалась? И доходным ли был бизнес?
— Это отличный вопрос. Я не хотела открывать шалу. Когда я вернулась в Россию, то вышла на замену в аштанга-шалу в Петербурге, вела майсоры с утра. Мне всё нравилось. Потом преподавательница вернулась, я заменяла её всего три месяца, у меня не было возможности остаться там. Тогда мне пришлось открыть шалу, чтобы проводить ранние утренние группы. Аренда была очень большая, я открыла в центре, чтобы студентам было удобно ездить. У меня была задача передать все те знания, которые накопила за жизнь в Тайланде, за эти 8 лет. Люди, которые ходили, занимались, сейчас сами очень крутые преподаватели. Они такие крутые преподаватели, что я уже хочу к ним ходить, сама у них заниматься.
— В шале были только утренние классы? Покрывали ли они расходы?
— Я в Россию переехала уже с деньгами, я очень хорошо зарабатывала в Тайланде. Скажем так, это была моя отдача миру, моя благодарность за то, что у меня есть аштанга-практика, потому что в основном я вливала в шалу свои деньги. По-моему, я даже в ноль ни разу не вышла. Я отдавала своё время, энергию и деньги, потому что мне хотелось, чтобы у людей была практика. И она была, прикольно получилось. Мои классные друзья, самые прикольные студенты, потрясающие учителя, они все вышли вот с того времени, то есть это того стоило.
— Долго ты продержалась со студией?
— Меньше года. Я очень плохой организатор, очень не люблю заниматься бизнес-процессами. Я поняла, что мне удобнее работать где-то, и вышла в «Йога-сферу», вела там 2018 и часть 2019 года.
Твой учитель – тот, кто может тебя развивать, кто может тебе дать то, что ты сам для себя найти не можешь. Потому что у нас у всех есть определённые ограничения в убеждениях. Хороший учитель для тебя – это тот, кто знает пути и как их преодолеть.
— Расскажи про учителей. Кто твой основной учитель? Какие истории связаны с ним?
— Мой основной учитель – это Шарат. Он максимально близок мне не потому, что он супер гуру и держатель традиции, это уже мне меньше интересно. Просто его манера преподавания мне максимально подходит. Он очень огненный, несмотря на йогическое спокойствие. Может меня расшевелить, потому что с очень благостными преподавателями, которые находятся в «дзен», я ничего делать не буду, не буду развиваться: «жизнь и так прекрасна, давайте будем сидеть и улыбаться». Шарат умеет меня заставить, умеет меня двигать, но делает это очень нежно, знаешь, методом пряника. То есть он меня всё время нахваливает, чтобы я ни сделала. А, ну вот смешной случай. Помню, я осваивала Пинчу Майюрасана. Для сильных людей эта асана не вызывает сложностей, для таких как я – хрупких, гибких, маленьких, – это просто катастрофа. Я три года буквально падала на Шарата, прям к нему на сцену из этой Пинчи в свои прогибы. У меня есть хороший друг Аджай, очень классный аштангист. Он практикует шедеврально, амбициозно и идеально. В тот день в шале мы практиковали рядом. Пришло время делать Пинчу. На соседнем ковре стоит Аджай, у которого всё отмерено, он спокойно дышит в асане, в дзеновом спокойствии. И стою я в этой же Пинче, меня колбасит наверху, не могу никак баланс желанный держать. Мимо нас идёт Шарат: «Аджай, у тебя не до конца вытянуты пальцы ног, плохо». И мне: «Кэт, very good, very good, nice». Это вот мотивация от Шарата. Он находит, что конкретно тебе проработать, я на тот момент была менее уверенная в себе, и он меня хвалил, потому что мне всё время хотелось бросить и исчезнуть, спрятаться. А тех, например, кто, наоборот, очень амбициозен, у кого много уверенности в себе, он осаживал. Это было интересно наблюдать.
— Как найти своего учителя?
— Нужно не смотреть на лэйблы. Кто такой твой учитель? Твой учитель – тот, кто может тебя развивать, кто может тебе дать то, что ты сам для себя найти не можешь. Потому что у нас у всех есть определённые ограничения в убеждениях. Хороший учитель для тебя – это тот, кто знает пути и как их преодолеть. Может быть абсолютно разный подход. Да, кому-то подойдёт, чтобы на него кричали и критиковали, он на этом растёт, а кому-то, чтобы его хвалили, по голове гладили. Кому-то пойдёт просто человек сам по себе, вдохновит своим примером. Кому-то нужен очень чёткий структурный алгоритм. Необходимо найти того, чья тактика для тебя будет хорошо работать. Учитель – это очень ценный человек. У меня с Шаратом получилось, что он как-то мной стал очень сильно заниматься. Мой учитель, который до Шарата у меня был, сказал мне: «Ты приедешь сейчас в Майсор и будешь первую серию практиковать до Навасаны все три месяца», потому что всё очень строго было 10 лет назад. Нужно было выполнять все стоп-асаны обязательно, или тебе не давали идти дальше, то есть в Супта Курмасана ноги должны быть за головой обязательно, нельзя было делать чуть-чуть. Сейчас всё более лояльно. Я делала усердно как перфекционист, заучка, человек с синдромом отличника, у меня получилась хорошая связка с Шаратом, потому что он через неделю уже меня перевёл на вторую серию сразу. Это был его подход ко мне, и он хорошо сработал.
— Твоя практика аштанги сейчас как выглядит?
— В идеальном мире – это вторая серия плюс третья до середины, но у меня с третьей серией такие странные отношения, чуть ли не созависимые. Я её, конечно, хочу иногда, но больше не хочу, то есть если вторую серию я люблю, мне в ней комфортно, в ней хорошо, то третья серия меня очень выматывает, истощает. И получается, если я делаю третью серию, то у меня нет никакой потом жизни. То есть потом мне не хватает сил на каучук, у меня не хватает сил ни на что. Возможно, наступит такой период, когда я буду её делать и не буду уставать. Пока у меня такой период не случился. То есть я делаю третью серию начиная с 2017-ого, и я ещё не пришла к тому, чтобы мне там что-то нравилось. Это преодоление.
— Она силовая. Видимо, по этой причине.
— Да, она вся силовая. Мой друг Дэвид Робсон мне говорит, что как раз это и есть моя зона проработки. Ну, ему-то легко говорить, потому что он и его жена – они силовики. Я всегда с восхищением и некой внутренней маленькой завистью смотрю на сильных людей, потому что они великолепны. У меня есть знакомые, которые делают третью серию и такие «наполнились энергией». У меня не так: если я сделала третью серию, то теперь можно пойти лечь и пытаться выжить к следующему уроку. Вот мы сейчас были на Мальдивах, я её делала девять дней подряд. В итоге у меня в левом ухе пропал слух, физических причин к его пропаданию нет, как я понимаю, это сосуды или что-то нервное, он просто выключился на одну сторону и пока ещё не вернулся. Пока я третью не делаю. Знаешь, чтобы ещё в правом ухе не выключился, на всякий случай надо отдыхать, вот я отдыхаю.
— Что с твоим питанием?
— Я ем сахар и знаю, почему его ем: это очень быстрый источник энергии, а у меня иногда выходит много часов физической активности, нет возможности есть тяжёлую еду, потому что после не смогу сделать трюки. Сейчас я, например, занимаюсь под руководством Ханны, учителя из Лондона, у нас вечерние занятия, они очень продвинутого профессионального уровня. Те вещи, которые мы с ней изучаем, – они очень, очень сильные, это сильная гибкость, нужно очень лёгкое тело, для того, чтобы это делать. Лёгкое, но тем не менее с энергией, поэтому я ем протеиновые батончики, простые сахара, это хороший выход.
— Во сколько у тебя с ней практика?
— Вся сложность в том, что у Ханны лондонское время – это три часа назад, то есть когда у неё занятие начинается в девять, то у меня это полночь. Если у неё занятие начинается в 7:30 вечера, то у меня, получается, это 22:30. Соответственно, мы закончим к 12 ночи. Но мне очень нравится именно она как преподаватель, и поэтому я выбираю для себя просто подстроиться под то, что есть. И под её возможности, потому что она выступает, то есть у неё нет времени преподавать, когда мне удобно.
— У вас тет-а-тет уроки, правильно я понимаю?
— Нет, у нас мини-группа. Она хочет создать себе команду профессиональных конторшин. Потому что она сама выступает и хочет, чтобы у неё были продвинутые студенты, которые тоже будут выступать. А я хочу просто изучать трюки и погружаться в тело, она очень классно технику даёт, поэтому я с ней и занимаюсь.
— У тебя очень плотное расписание каучук-курсов на этот год. Все уже заполнены?
— Нет, ещё есть места. Какие-то уже заполнены, например, июньский про-курс, он уже заполнен. Он будет оффлайн. Теперь курсы делятся на онлайн и оффлайн. На онлайн-курсы еще есть места.
— Надеюсь, после нашего интервью они заполнятся. Спасибо тебе!
Беседовала Галина Кисанд.
