Сертифицированный преподаватель метода Хармони Слейтер относится к числу тех учителей, семинары которых разом посещают в родном городе, во всех городах своей страны, а при возможности – и за её пределами. В этом году многие запланировали увидеть Хармони как минимум трижды – в Москве, Петербурге и Севастополе, но по понятным причинам её приезд был отменён, как и интервью, о котором мы заранее договорились. Но раз уж вся практика сегодня ушла в онлайн-формат, то упустить возможность узнать Хармони поближе мы тоже отказались, а она нас, как всегда, с радостью поддержала и согласилась рассказать о випассане, беременности, разводе и своём понимании йоги.
— Хармони, мой первый вопрос связан с нашей текущей ситуацией. В связи с карантином многие вынуждены сейчас заниматься дома. Что ты думаешь по поводу этого? Есть ли у практики с учителем абсолютные преимущества?
— Практика с постоянным учителем приносит нам много пользы: она поддерживает мотивацию и чувство ответственности. Вы думаете: «Я должен прийти, появиться на практике. Если я не приду, учитель будет думать, куда я пропал». То есть возникает некая ответственность за практику. Кроме того, вы можете получить позитивную обратную связь от учителя, получить вербальную помощь или физические правки, тело в таком случае учится немного быстрее. Учитель находится в классе, чтобы быть внешней силой, которая помогает вам почувствовать позы глубже или в другом ключе. Это в какой-то мере идеальный вариант, когда у вас есть место, где вы можете практиковать, и учитель, с которым у вас хорошие отношения. Но у многих людей нет такой возможности. Когда я начинала, у меня её тоже не было, потому что в моём городе не было учителей, с которыми я могла бы практиковать. И здесь тоже есть много преимуществ: вы учитесь находить внутреннюю мотивацию. Вы должны разобраться для себя, почему вы практикуете и какие положительные результаты есть у вашей практики. Иногда, когда вы один на один с собой, ваша практика становится глубже, потому что нет необходимости заставлять себя, доказывать кому-то что-либо, и это создаёт больше пространства для того, чтобы быть более сострадательным и снисходительным по отношению к себе, потому что вы не чувствуете этого взгляда со стороны или давления, которое заставляет вас демонстрировать свои способности. Но это также и намного сложнее, потому что обычно дома у вас нет специального места для практики, очень много факторов, которые отвлекают вас: кухня, спальня, кровать (смеётся), компьютер. Ваш ум больше занят обдумыванием того, что вам нужно сделать. Это немного другой настрой. Так что преимущества есть и там, и там, безусловно. Я думаю, что это действительно полезно — учиться практиковать самостоятельно. Но иногда эта необходимость приходит в неподходящее время. Когда вы испытываете стресс, у вас нет энергии — в этом случае хорошо, если у вас есть эта внешняя мотивация: что-то или кто-то, ради кого вы готовы продолжать практиковать, и так у вас появляется время делать что-то хорошее для себя. В этом плане интересно наблюдать за всеми этими онлайн-классами, которые сейчас появляются. Люди привыкли, что у них есть учитель и окружение, с которыми они практикуют, и сделать этот переход к самостоятельной практике им может быть непросто. Поэтому иметь хотя бы такую дистанционную ответственность перед учителем или перед своим комьюнити очень полезно. Вы понимаете, что вот в этот конкретный период времени вы готовы демонстрировать свои способности этому человеку. И когда вы показываете другому, на что способны, вы показываете это и самому себе. И это важная вещь, на мой взгляд, потому что иногда бывает очень сложно демонстрировать свои способности только самому себе. Обычно легче доказывать что-то другим людям. Также я чувствую себя неловко от осознания направленной на меня камеры, поэтому я отвлекаюсь, вместо того чтобы сосредоточиться на происходящем внутри.
— Раз уж ты коснулась темы онлайн-классов – вопрос: как ты к ним относишься?
— У меня уже было несколько онлайн led-классов. Я пока не очень уверена в уместности Майсор-классов в формате онлайн. Для меня практика аштанги в формате Майсор класса— это что-то достаточно сакральное, она о погружении в себя, о поиске этого внутреннего пространства, пространства спокойствия и тишины, несмотря на достаточную динамичность практики. Именно поэтому, когда я сама практикую на Майсор-классе, я не люблю, чтобы люди вокруг меня постоянно что-то говорили.
Так что да, я преподаю онлайн-классы, и, кстати, не только аштанга-йогу, но веду и восстановительные классы. Например, классы с акцентом на прогибы или на раскрытие бёдер, какие-то составляющие led-классов, которые ученики потом смогут практиковать сами. Это здорово и приносит много радости, потому что обычно, когда я дома, я занимаюсь только своей практикой и у меня нет такой связи с комьюнити.
— Что касается отношений учитель-ученик: есть расхожее мнение, что ученик должен полностью доверять своему учителю. Как ты думаешь, возможно ли такое в современном обществе? Готова ли ты полностью довериться кому-либо, приняв его как своего учителя? И готова ли ты быть ответственной за тех, кто назвал тебя своим учителем?
— Если я не ошибаюсь, Далай-лама сказал, что вы должны прожить с учителем десять лет, прежде чем полностью довериться ему или ей. Думаю, это хороший подход к такому вопросу. Доверие — это то, что нужно заслужить, что завоёвывается на протяжении определённого периода времени. Это не то, на что вы можете рассчитывать сразу же. Эти тексты были написаны много лет назад, и нужно понимать, кто выигрывает от этих высказываний. Те, у кого уже есть власть, не хотят терять её, так что они выигрывают, когда говорят, что вы должны полностью доверять, или что вы должны делать всё, что вам говорят. Это возможность влиять, возможность уходить от любых вопросов, доминирующая позиция и ситуация неравноправия. Я не думаю, что такому типу взаимоотношений есть место в наших текущих обстоятельствах. Раньше люди верили в то, что католические священники являются наместниками бога на земле. Но когда мы сейчас размышляем об этом, мы думаем: «Хм, возможно, это была не самая хорошая идея». Также и в Индии: раньше люди верили, что это отношения — это сакральная связь, особенная и незапятнанная. Но существует так много историй, когда гуру злоупотребляли своей властью. Не только в современном мире, но и в древние времена, — это всегда существовало в обществе. Есть хорошие люди, а есть не очень. Так что лично я не думаю, что это хорошая идея — беспрекословно отдать власть над собой какому-либо индивиду, пока этот человек не заслужил права обладать этой властью.
БОЛЬШЕ, ЧЕМ АСАНА
— Я знаю, что до йоги ты долго занималась балетом. Как ты думаешь, помогло тебе это в практике аштанга-йоги?
— Да, думаю, этот опыт помог мне. Занятия балетом (насколько я знаю, в России такой же подход) подразумевают очень строгий режим, которого тебе приходится придерживаться с самых ранних лет. Ты знакомишься с дисциплиной практики, дисциплиной образа жизни, дисциплиной диеты (некоторые из этих вещей, конечно, не только полезны, но и вредны). Совершая какие-то новые и не похожие друг на друга движения, ты развиваешь нервные связи, что позволяет создать достаточно прочную связь между телом и сознанием. Если кто-то говорит тебе: «Подними правую руку», то ты точно знаешь, где у тебя правая рука и как её поднять. Если кто-то говорит: «Сделай шаг левой ногой», то ты точно знаешь, что это значит. Так что ты развиваешь пространственное сознание и нейронные связи. Думаю, опыт танцев или другой умственно-физической активности даёт определённые преимущества, когда вы приходите в связанную с выполнением асан йогу. Вам легче включить эти нейронные связи, даже если вы не занимались какое-то время. Вам легче привыкнуть к физической дисциплине, если у вас уже есть этот опыт: у вас уже есть эта нейронная сеть, вам не надо выстраивает её сначала. С точки зрения образа жизни тоже есть преимущества: ты понимаешь (особенно если у тебя за плечами балетная карьера), что тебе нужно вложиться, чтобы достичь результатов в физическом плане. И твоя голова работает в этом ключе: если я хочу достичь чего-то, мне нужно заниматься столько часов, с такой-то силой и мне нужно преодолеть такие-то препятствия, я не буду делать это, это и это. Я думаю, что понимание того, как именно образ жизни влияет на твои возможности достигать определённых физических целей, — оно здесь, оно уже у вас есть. Потому что вас учили этому с детства, эту идею заложили в ваше сознание.
Но когда мы говорим о «настоящей» практике йоги, о йоге, как способе достичь чувства завершённости, целостности, связи моего маленького «я» с глобальным сознанием, здесь нет каких-то особых преимуществ. Я думаю, пространство осознанности доступно каждому, всё зависит от ваших взглядов на мир, от того, насколько ваше сознание сосредоточено на росте. Это больше не о физике, а о духовных, внутренних процессах. И если мы говорим о танцевальном опыте, то он может даже мешать вам в некотором смысле, потому что вы можете быть слишком сосредоточены на физическом аспекте практики и на совершенстве поз.
А потом один случайный учитель рассказал мне, что есть вторая серия, и я подумала: «О, есть ещё асаны? Интересно! Может, мне стоит попробовать».
И от вас ускользает идея того, что йога не о физическом совершенстве и не о физических достижениях, она намного глубже, она об исцелении себя и о воссоединении с чем-то, что существует за пределами вашего собственного «я».
— Сейчас ты больше не занимаешься балетом?
— Никогда. Я не занималась балетом лет двадцать. Хотя иногда мне снится, что я танцую, так, возможно, в какой-то мере неосознанно я скучаю по всему этому. Для меня балет был серьёзным испытанием, я старалась не относиться к нему предвзято. Однажды я попробовала снова взять несколько уроков балета, но это была просто катастрофа. Это было так болезненно в душевном плане, что я решила больше никогда не пробовать.
— Из чего сейчас состоит твоя практика, как она менялась с годами?
— Ой, она менялась так сильно. Вначале это было стандартное выстраивание первой серии, которую я практиковала где-то три года, потому что не знала о существовании других. А потом один случайный учитель рассказал мне, что есть вторая серия, и я подумала: «О, есть ещё асаны? Интересно! Может, мне стоит попробовать». Так я начала изучать асаны по книге Дэвида Свенсона «Инструкция к практике». Но я не могла выстроить нормальную практику второй серии, опираясь только на книгу, поэтому я поехала в Майсор. В первую поездку мне дали первую и вторую серии, их я практиковала пять-шесть лет.
Потом я начала практиковать третью серию в Майсоре и постепенно дошла до её первой трети, как вдруг у меня воспалился аппендицит и мне пришлось делать операцию. В ту поездку мне пришлось отдохнуть, чтобы восстановиться. Шесть недель я вообще не могла практиковать. Через шесть недель я начала практиковать в шале, но делала только приветствия солнцу и некоторые асаны из стоячего блока. Спустя несколько недель я смогла делать половину первой серии. И мне потребовалось несколько месяцев: чтобы вернуться, уже дома, к практике первой серии, потом второй, потом третьей. Я практиковала третью серию год, а потом я забеременела!
Во время беременности я почти не практиковала третью серию, только первую и вторую. Когда появился мой сын Джедиа, мне опять пришлось восстанавливать свою практику: сначала я делала только Сурья Намаскар, потом стоячий блок, потом первую серию, потом очень постепенно я добавляла асаны из второй и третьей серий — почти с той же скоростью, как я осваивала их изначально. Это заняло где-то два года. Потом я вернулась в Майсор уже с сыном и Шарат начал давать мне асаны из продвинутой серии. Я освоила балансы на руках примерно за пару лет и, когда моему сыну было почти пять, закончила третью серию. То есть на освоение третьей серии у меня ушло около пяти лет, при этом в общем на тот момент я практиковала уже пятнадцать лет.
Где-то через год после этого у меня случился развод, и это было интересно, потому что у меня не было никаких физических травм, но происходящее стало для меня очень эмоциональным событием, стрессом. Моё тело накапливало стресс, который вылился в воспалительные процессы. Я поехала в Майсор, а вернулась оттуда с травмами плеча, спины, и вообще со многими физическими проблемами, которые появились из-за того, что моё тело стало реагировать на стресс и закрываться. Травма плеча была очень серьёзной, я даже не могла делать чутурангу. Со спиной тоже было всё не очень, я с трудом делала все наклоны вперёд. Мне снова пришлось сделать шаг назад и опять постепенно работать над своей практикой по чуть-чуть, одна асана за другой. Мне нужна была оздоровляющая практика, и на это ушло ещё около трёх лет, прежде чем я вернулась к практике третьей серии и пары асан из четвёртой.
Сейчас мне уже за сорок и моё тело не восстанавливается так быстро, как это было раньше, поэтому я стараюсь быть очень внимательной к себе. Жить без хронической боли, чувствовать себя хорошо в повседневной жизни и иметь достаточно энергии на воспитание сына для меня теперь важнее, чем выполнять продвинутые асаны. Я до сих пор делаю их, но не каждый день. Я стараюсь практиковать их раз в неделю, когда я дома и не путешествую.
Кстати, это другой момент — я стала больше путешествовать и преподавать. А когда ты много путешествуешь, это очень отражается на твоём теле: оно начинает накапливать воспаление, становится жёстким, ты подолгу сидишь в самолёте, не двигаешься, не можешь потянуться, плюс смена часовых поясов. Так что последние года три я стараюсь как-то совместить всё это, поэтому чаще получается, что я практикую первую серию или половинку первой серии, вторую серию. Сейчас я дома уже пять недель и чувствую себя, конечно, намного лучше, так что могу опять практиковать продвинутые асаны.
В жизни всегда есть взлёты и падения, и практика отражает их. Необязательно давить на себя в физическом плане, потому что практика абсолютно не о достижении результатов, она должна исцелять и быть вашим персональным лечением.
Вы здесь не для того, чтобы принести себя на алтарь собственной практики. Практика нужна нам для того, чтобы понять, кем на самом деле мы являемся. Чтобы понять, что мы больше, чем мы сами, больше, чем наши достижения, чем наши неудачи. Мы больше, чем асана. И асана ничего не значит, и ваша жизнь ничего не значит, если вы эгоистично служите исключительно себе. И практика нужна для того, чтобы понять эту глубокую истину, но недостаточно просто осознать её с позиции интеллекта или постоянно говорить о ней , нужно почувствовать её изнутри. Как только вы почувствуете, всё меняется: меняется ваше отношение к людям, к жизни.
Конечно, никто не совершенен. Это путешествие, в котором невозможно достичь конечного пункта. И в этом плане практика, которую создал Паттабхи Джойс, является метафорой этого путешествия, потому что каждый раз вы получаете всё более сложные асаны. И когда вы практикуете уже двадцать лет, вы, к счастью, приходите к мысли: «Кажется, конца не будет, да? Я никогда не достигну пункта назначения». И это прекрасная мысль, потому что после неё у вас появляется два пути. Вы можете закончить практиковать, потому что поняли, что никогда не выиграете. Или вы можете осознать, что дело совсем не в выигрыше, и не в достижении, и не в результатах, а в том, чему вы учитесь в этом путешествии. Чему я учусь сейчас? Чему учит меня эта практика? Вы начинаете задавать более интересные вопросы, чем какая там следующая асана, как я стою на руках и делаю ли я пробросы?
— Скажи, поменялась ли твоя практика во время беременности и после родов?
— Да, конечно. Это такое большое событие, личностное изменение, изменение в жизни. Во время беременности я начала убирать асаны. Если асана казалась мне некомфортной, я просто переставала её делать. Я играла с асанами: в один день убирала больше, в другой — меньше. Когда ты беременна, то всё постоянно меняется в зависимости от положения ребёнка, от состояния гормонов, от качества сна. Благодаря беременности у меня появилось намного больше веры в свою интуицию и понимание того, что практика — это не что-то статичное, ты можешь играть с асанами, прислушиваясь к внутренней мудрости своего тела, и что последовательность — это только основа, это прекрасная схема, которой ты можешь следовать, но не обязательно на все сто процентов.
Думаю, что в психологическом плане этот период был для меня очень полезен, он дал мне больше свободы и больше веры в свою собственную мудрость. Я думаю, что женщинам в особенности необходимо…нет, я не хочу сказать — иметь детей, но это сто процентов один из способов достичь этой уверенности. То есть я хочу сказать, что женщинам необходимо почувствовать эту уверенность в их внутреннюю интуицию, мудрость и врождённое знание. Мы намного чаще из-за нашей генетики, или условий, или прошлых коллективных самскар, или не знаю, чего ещё, склонны полностью отдаваться посторонней силе, постороннему авторитету, особенно если этот авторитет — мужчина. Мы всё время хотим угодить, особенно мужчинам.
Мне кажется, когда ты становишься матерью, в тебе происходит небольшой сдвиг. Состояние беременности и роды делают женщину яростной, ты чувствуешь необходимость защищать эту новую жизнь, поэтому ты уже не особо слушаешь, что там тебе говорят другие люди.
Вы здесь не для того, чтобы принести себя на алтарь собственной практики. Практика нужна нам для того, чтобы понять, кем на самом деле мы являемся. Чтобы понять, что мы больше, чем мы сами, больше, чем наши достижения, чем наши неудачи.
Ты начинаешь больше думать о себе: «нет, это нехорошо для меня, это нехорошо для моего ребёнка, вот и всё, хватит, я не буду слушать то, что ты мне говоришь».
Я думаю, что уверенность, сила, вера в свою интуицию и в свою правоту, — без потери мягкости и умения слушать других, не давая им власть над собой — это ценный дар, который преподнесла мне беременность.
Например, существует мнение, что нельзя начинать практиковать сразу же после родов, нужно отдохнуть три месяца, или нельзя делать эту асану — все эти советы не были полезны для меня.
Для меня оказалось полезным начать практиковать почти сразу — это было важно для здоровья моей психики, для эмоционального состояния и состояния гормонов. Конечно, я не делала всю первую серию на следующий день после родов, но я начала делать по несколько приветствий солнцу уже на первой неделе. Всего три приветствия солнцу, и потом я ложилась отдыхать. Но практика была мне необходима, чтобы почувствовать дыхание, движение, чтобы снова почувствовать себя в своём теле. Это был очень эмоциональный период изменений, я чувствовала себя довольно подавленной, поэтому возможность погрузиться внутрь себя и почувствовать, что нужно именно мне, и не слушать других людей, которые говорили, что мне нужно и не нужно делать, была очень важна для меня.
Моя практика после беременности стала намного глубже. Когда я вернулась к продвинутой серии, которую выполняла до беременности, я была настолько сильнее, внутри меня было такое спокойствие и стабильность, которых никогда до этого не было. В физическом плане я чувствовала себя совершенной, у меня было намного больше сил. Ты думаешь, что если справилась с родами, то тебе всё по плечу. Это невероятное чувство. Ты — Земля, ты настолько сильно связана с источником жизни, ты — источник жизни. Это чувство пронизывает тебя, и ты знаешь, что ты уже чувствовал эту силу, пульсирующую в твоей плоти. Роды дают силу и понимание истинного «я», которое находится за пределами сконструированного представления о себе. Это возможность прикоснуться к силе йоги, которая проявляется через этот мир.
— Ты практикуешь что-нибудь кроме асан?
— Да, я практикую медитацию и пранаяму. У меня есть учитель пранаямы, я познакомилась с ним в ретрит-центре в Тайланде. Он идус, довольно пожилой человек, думаю, ему за восемьдесят. Он был советником в институте «Кавайла Дхарма» в индийском городе Лонавале — это небольшой городок между Мумбаи и Пуной. Его зовут Шри О. П. Тивари. Я начала обучаться и практиковать с ним в 2004-ом. Также я обучалась пранаяме у гуруджи в 2007-ом. Это было очень интересно, очень интенсивно и, конечно, очень информативно. У меня уже был трёхлетний опыт практики пранаямы и мне было очень любопытно и полезно познакомиться со стилем её преподавания, поскольку он очень отличался от того, что я знала на тот момент. Ещё я начала практиковать медитацию в стиле випасаны в 2006-ом. У меня было уже несколько десятидневных ретритов с обетом молчания на десять дней, для меня это очень эффективная практика.
— Как она дополняет практику аштанги?
— Я думаю, что она позволяет намного быстрее проникнуть в истинный смысл йоги, который не заключается в асанах. Цель асан — почувствовать себя комфортно в своём теле. Медитация заставляет понаблюдать за движением своих мыслей и лучше понять свои внутренние колебания, внутреннее смятение, всмотреться в них, увидеть и понять, что на самом деле они нереальны. То есть это приводит вас к более созерцательному состоянию, а также учит отключаться от своих ощущений, от внешнего мира. Всё вокруг пытается перетянуть наше внимание наружу: телевизор, компьютер, телефон, личные переживания, шоппинг, всё что угодно. Всё, чем мы заняты в течении дня, пытается привлечь к себе наше внимание, забрать его изнутри. А медитация учит отслеживать этот момент и возвращать внимание обратно вовнутрь. Мне кажется, что это действительно ценно. И вы можете использовать эту технику в практике асан, тогда практика становится глубже. Вы можете отключаться от своих ощущений и глубже погружаться внутрь себя. Практика становится в меньшей степени о внешних формах и больше о внутреннем переживании асан, о движении тонкой энергии.
ЧТО ЕСТЬ УЧИТЕЛЬ
— Хармони, тебе посчастливилось практиковать и с Паттабхи Джойсом, и с его внуком Шаратом. На твой взгляд, похожи они?
— Очень интересный вопрос. Я бы сказала, что то, как Шарат Джойс преподаёт, очень похоже на то, как это делал Паттабхи Джойс в его поздние годы. Он использует ту же форму. Я хочу сказать, что Шарат делает очень много для поддержания формы, метода, для сохранения традиции, создания места, где живёт первоначальная, истинная форма аштанга-йоги, которую преподавал Паттабхи Джойс — особенно в его поздние годы, когда я приезжала практиковать к нему. Практика очень похожа, она не поменялась.
— Но всё-таки есть некоторые изменения…
— Не так много. Есть, конечно, какие-то незначительные вещи. Наверное, самое большое изменение — это то, что, когда Шарат ведёт led-классы, он даёт пранаяму в конце практики. Паттабхи Джойс никогда так не делал. Для него пранаяма была отдельной практикой, которую он выполнял отдельно от асан после двадцати-сорокаминутного отдыха. Но во всём остальном преподавание осталось тем же самыми, насколько я могу судить.
А вот как личности они достаточно разные, мне кажется. Для меня Паттабхи Джойс всегда был очень мощным, он был такой силой… В нём была ярость, и в то же время он был очень любящим, очень тёплым. Когда ты находился рядом с ним, ты не мог не испытывать любовь, даже когда он говорил «плохая девчонка», или вредничал, или пытался манипулировать тобой…его было очень легко простить. Ему прощали всего его ошибки, потому что он был таким цельным и весёлым, таким милым. Знаешь, есть такие люди, которых очень легко полюбить.
В нём был настоящий стержень, бесстрашие, ведь он ушёл из дома, когда ему не было двенадцати, и жил на улице, голодал. У него была очень сильная воля, жёсткость, бесстрашие. И это чувствовалось: и жёсткость, и мягкость очень гармонично сосуществовали в нём.
А у Шарата совершенно другая история за плечами. Он вырос в окружении западных людей, он воспитывался в семье, практикующей йогу. По сравнению с Паттабхи Джойсом в ранние годы ему было дано намного больше. Шарат немного застенчивее, он не такой дерзкий, не такой уверенный и, возможно, он немного более чувствительный, он больше интроверт. В то же время он очень милый и честен как практик и как учитель.
И эти различия в их характере приводят к разному стилю преподавания, и они привлекают разных студентов. Студенты Паттабхи Джойса были людьми против системы, они были мятежниками. Обычно такие немного панки, немного мыслители, они любили быть в поисках чего-то. Им нравилось ездить в Индию в 70х-80-х годах, или даже в начале 90-х, когда это было не самое приятное место для путешествий, это был хардкор: никакой горячей воды, москитная сетка спасала только от жуков, никаких кондиционеров, никакого миндального молока (смеётся), ничего того, что европейцы считают нормой комфорта. В домах не было телефонов, мобильников, компьютеров или Интернета. Чтобы позвонить, приходилось идти несколько кварталов до телефонной будки, и то там не всегда бывала связь. С электричеством были проблемы, было очень мало благ цивилизации. В тот момент никто из них не приезжал, чтобы продемонстрировать свою практику асан, свои таланты. Тогда не существовало системы сертификации или авторизации. Поэтому все приезжали исключительно за опытом, который бы глубоко изменил их. Конечно, это такой общий портрет, а общий портрет никогда не может быть точным. Но я хочу сказать, что студенты, которые приезжали к Паттабхи Джойсу, были немного нонконформистами, немного вне социума, вне соответствия общим требованиям, в поисках чего-то трансформирующего — они не были людьми западной культуры. И мне кажется, что студенты, которые сейчас приезжают к Шарату, достаточно сильно отличаются (смеётся). Лучше я остановлюсь на этом.
— А ты к какой группе себя относишь? Ты ученица Шарата или Паттабхи Джойса?
— Это интересно. Я в той небольшой группе студентов, которые оказались на пересечении эр Паттабхи Джойса и Шарата. Долгое время мы были раздосадованы и даже не приезжали какое-то время в Майсор, потому что нам нужны были именно те ощущения, которые мы получали от практики с Паттабхи Джойсом. Тогда как ученица я была полностью предана Паттабхи Джойсу. Я была на его похоронах, он значил очень много для меня. Он был моим первым настоящим учителем аштанга-йоги, он глубоко-глубоко в моём сердце. Он очень повлиял на мою практику, на моё понимание йоги.
Для меня Паттабхи Джойс всегда был очень мощным, он был такой силой… В нём была ярость, и в то же время он был очень любящим, очень тёплым.
Но я продолжаю практиковать с Шаратом, и я практикую много лет с ним. И он тоже глубоко в моём сердце и тоже очень глубоко повлиял на моё понимание йоги и на мою практику. Поэтому я в таком немного странном положении: по правде говоря, я не чувствую себя ни в одном, ни в другом лагере, если они вообще существуют и нам надо причислять себя к группе студентов определённого учителя. Я очень благодарна за время, проведённое с Паттабхи Джойсом, и я очень благодарна за время, проведённое с Шаратом.
Возможно, это было мне на пользу: у меня есть возможность понять разные позиции, увидеть положительные и отрицательные стороны разных подходов к преподаванию, и я всегда помню, что один подход к преподаванию, один узко направленный взгляд не может подходить каждому студенту. В какой-то мере это позволяет мне расширить своё понимание и быть более открытой для разных учителей, для разных знаний, для разных идей.
Я не цепляюсь за одного конкретного человека, не думаю, что один человек может быть носителем истины в последней инстанции и что мне нужно слушать только его или её.
Я не варюсь в этой каше, я не хочу быть в таких отношениях, в которых, возвращаясь к твоему первому вопросу, учитель пытается заставить меня прислушиваться только к одному определённому учению . Для меня это не круто, это не то, в чём заключается истинная йога. Йога учит нас, что все и всё могут стать нашими учителями: даже люди, которых вы не любите, даже какой-то негативный опыт — они тоже наши учителя, они тоже важны для нашего личностного роста.
И в этом смысле всё может быть использовано как средство для освобождения и самореализации. Если ваш подход к жизни заключается в том, что йога и есть ваша жизнь, то вы стараетесь привнести практику и принципы йоги во всё, что вы делаете. Это даёт вам намного более глубокое и устойчивое понимание того, что такое йога и что такое учитель. И тогда ваш ребёнок становится вашим учителем, и ваш бывший супруг становится вашим учителем, и ваш любимый, и ваши родители, и ваш враг — люди, которые вам нравятся и которые вам не нравятся. Они все учат нас чему-то, и они все здесь, чтобы помочь нам осознать что-то о себе.
В таком ключе формируются мои мысли об учителях. И, конечно, есть учителя, которые сильно повлияли на мою практику, которые очень дороги мне, и которых я храню в глубине своей души и воспринимаю как духовных проводников, как наставников, но это не значит, что я думаю, что именно этот конкретный человек может привести меня к пониманию, что такое настоящая йога.
ПРОБУЖДЕНИЕ
— На своём сайте ты пишешь, что ты пришла в йогу, потому что тебя осаждали негативные мысли, и говоришь, что твоя семья была очень религиозной, христианской. Как ты думаешь, почему ты не нашла ответы на свои вопросы в религии?
— Когда я родилась, моя мама увлекалась религией «нового века», трансцендентальной медитацией, Махариши Махеш Йоги. Так что я была знакома с понятием медитации, в нашем доме было много книг о восточной религии, текстов, у нас висела Шри-янтра. Она была хиппи — это очевидно, ведь моё имя — Хармони. Она была человеком 60-70-х годов — в поисках духовной трансформации. И примерно когда родился мой брат, она заново нашла себя уже в христианстве. Забавно, как наши с братом имена отражают психологическое состояние наших родителей – Моего брата зовут Адам. Так что мои родители стали христианами в результате собственного увлечения идеей Христа, Библией. Но при этом у них был за плечами очень интересный опыт восточной духовности.
Когда я росла, мы часто посещали разные христианские церкви. Я была знакома с разными направлениями христианства, потому что мама была в поисках духовного сообщества, частью которого она могла бы стать. Мне всегда нравилось говорить о боге, молиться, мне нравилось это чувство единения с богом.
В университете я изучала философию и восточные религии. В рамках обучения мне нужно было пройти несколько курсов, посвящённых западным религиям. В то время мне было сложно относится к ним критически. Но, получая светское образование, ты начинаешь смотреть на всё с позиции постороннего наблюдателя, а не преданного последователя. Я изучала, как формировалось христианство, различные каноны и символы веры, все изменения католической церкви. И когда ты подходишь к религии с критической точки зрения, у тебя начинают появляться вопросы к твоим убеждениям. Ты понимаешь, что всё, чему тебя учили, является придуманной историей, и это заставляет тебя задуматься и начать глубже изучать этот вопрос!
Тогда я решила изучать восточную религию, потому что мне проще было рассуждать о ней критически, это не вызывало во мне внутреннего противоречия. Но, с другой стороны, восточная религия стала очень близка мне, несмотря на этот критический подход. Позиция наблюдателя сменилась большим интересом к медитациям и буддизму, его практикам, образу жизни, дисциплине, это привело меня и к практике аштанги.
Моральные основы западных и восточных религий достаточно похожи, но в западных они зиждятся на чувстве вины. А моральная основа восточной религии не связана с этим чувством.
Так что с одной стороны есть идея о том, что «ты плохой человек, ты попадёшь в ад, если не будешь вести себя определённым образом». А с другой стороны идея: «есть вещи, которые могут помочь тебе и окружающим тебя существам. Если ты будешь следовать этим принципам они сделают твою жизнь проще, у тебя будет меньше проблем. Если ты не будешь следовать этим принципам, ты будешь страдать конкретно в этот момент, но у тебя есть возможность учиться и расти дальше». Это очень практично, это не основано на чувстве вины, страха.
Но в йогу меня привело то, что несмотря на всё это в моей голове было слишком много мыслей, я слишком много думала об этом. И особенно, когда в рамках изучении философии ты начинаешь выстраивать аргументы: это подтверждает эту идею, а это — опровергает, подтверждает, опровергает, подтверждает, опровергает… Когда ты занимаешься этим дни напролёт, изучая разные темы, иногда очень абстрактные, ты начинаешь потихоньку сходить с ума. По крайней мере я себя чувствовала именно так.
И моя мама предложила мне заняться чем-то, в большей мере связанным с телом. Она сказала: «Ты занималась своим телом всю жизнь, ты танцевала, но я вижу, что танцевать ты больше не хочешь. Почему бы тебе не попробовать заняться йогой?». Я послушала маму и решила попробовать. Немного потянуться звучит неплохо, правда? (смеётся). И это было невероятно, потому что после первого же урока я почувствовала себя глубоко укоренённой в своём теле, я почувствовала внутреннее очищение. Я очень много курила, но после урока мне совсем не хотелось курить — такой чистой я себя чувствовала. Я не хочу курить, я не хочу пить — я чувствую себя так замечательно. Я почувствовала эту энергию, эту прану, это было чистое топливо. Как будто вы залили в свою машину лучший бензин вместо какой-то некачественной бурды. Ты чувствуешь себя заряженным, очень чётко мыслишь. Я уже была знакома с практиками медитации, которые я изучала в университете, поэтому в моей голове были мысли: «Так вот оно! Вот, о чём там говорится! Это движение энергии, эта осознанность — ты можешь всё это почувствовать, когда твоё сознание пробуждается!». И у меня было такое ощущение, что я наконец-то покинула какой-то сон, наконец-то проснулась. Так что йога мне сразу понравилась, она очень изменила мою жизнь, изменила то, как я жила на тот момент.
— Ты до сих пор испытываешь те же чувства?
— Мы с кем-то разговаривали об этом чувстве первой шавасаны, о чувстве блаженства и чистой энергии (смеётся)…ты начинаешь преследовать его, тебе нужно то же чувство, то же блаженство (смеётся). Но к сожалению, нет, это не то, что я постоянно испытываю после практики (смеётся). Но, определённо, это создало новую отправную точку, новую норму. И я ощущаю, когда начинаю скатываться ниже этой нормы. Я чувствую, когда моё состояние становится немного депрессивным, когда мои вибрации начинаются опускаться на нижние частоты, и это становится для меня сигналом того, что мой разум начинает тянуть меня вниз. Я понимаю, что мне надо уделить больше времени практике асан, медитации или пранаямы. Это немного переориентирует мои приоритеты. Чем дольше ты практикуешь, тем выше становится эта планка. Ты начинаешь быстрее понимать, когда твоё состояние падает ниже этой границы. И ты падаешь уже не так низко, как это бывало раньше, разум и эмоции становятся более сбалансированными.
— То есть можно сказать, что это чувство первой шавасаны теперь всегда с тобой?
— Да, именно. Может быть, оно не всегда такое сильное, но мне кажется, с практикой ты начинаешь сохранять его в себе, это как осадок практики. Ты сохраняешь его, и он позволяет тебе жить и чувствовать эту энергию, эту прану, и, когда источник этой энергии начинает иссякать, у тебя есть необходимость опять воссоединиться с ним. Это похоже на переливание крови.
Мне кажется, почти всех практиков аштанги объединяет то, что все они очень глубоко ранены. Здесь всегда есть какая-то внутренняя боль, травма, которую они понимают и чувствуют.
—Паттабхи Джойс говорил про один процент теории и девяносто девять процентов практики. Но, кажется, ты очень увлечена изучением философии йоги, древних текстов. Зачем тебе это? Что это даёт тебе?
— Это помогает мне наполнять мою практику, напоминает мне, зачем я практикую. Сам Паттабхи Джойс был заядлым читателем философии. Когда ум привязан к более глубокой философии, практика не сводится только к физической стороне асан. Иногда случается, что ты начинаешь практиковать на автомате, без особой осознанности. «
Я очень стараюсь избежать этого. Мне кажется, что в такой практике нет никакого смысла. Лучше тогда сходить побегать или поделать ещё что-нибудь, йога не такая уж приятная, когда это просто практика на автомате. Ну по крайней мере для меня (смеётся).
Но когда я культивирую понимание теоретической базы и думаю о том, какая цель стоит за моей практикой, это действует как напоминание о более глубоком смысле йоги и помогает мне практиковать сознательно. Это помогает мне не забывать, зачем я практикую, помогает сфокусироваться на более глубоких вещах, нежели просто желании потянуть подколенные сухожилия, раскрыть бёдра и иметь хорошие мосты.
— Ты встречаешь много людей, практикующих аштангу, не замечала ли ты, что у них у всех есть что- то общее? Может быть, какие-то черты характера или мировоззрение…
— Мне кажется, почти всех практиков аштанги объединяет то, что все они очень глубоко ранены. Здесь всегда есть какая-то внутренняя боль, травма, которую они понимают и чувствуют. Практика становится для них средством избавления, способом исцелить себя, почувствовать себя нормальными и выйти за пределы, подняться выше этой боли. Аштанга-йога — это такая трудная, затратная практика, это очень сильное лекарство. Это не какие-то вкусненькие витаминки, это такая очень сильнодействующая химия. Это лекарство, которое большинство людей не захотят принимать. Потому что только в том случае, если боль действительно острая, ты чувствуешь пользу, ты осознаёшь её сразу же. И мне кажется, что, если ты просто играешься с практикой, ищешь что-то, что поможет чувствовать себя лучше, ты не задержишься в аштанге, потому что практика не принесёт тебе таких видимых изменений. Может быть, в конце ты чувствуешь себя действительно хорошо, но большую часть практики ты думаешь «зачем я это делаю, это ужасно». То есть причина, почему ты этим занимаешься, должна быть более ужасной, чем то, что ты делаешь (смеётся). Так что мне кажется, что это самый распространённая черта практикующих аштангу — внутренняя боль. Это может быть что-то из детства или из взрослой жизни, это может быть что-то кармическое, доставшееся от прошлых жизней.
— Можешь рассказать немного о твоём муже Расселе. Тяжело ли, когда оба партнёра занимаются по жизни одним и тем же?
— Мы оба учителя йоги, и он практикует даже дольше, у него огромный преподавательский опыт, он очень знающий и одарённый учитель аштанга-йоги. В этом смысле мы разделяем эту любовь к йоге и к преподаванию. Но он очень эклектичная личность. Он художник, у него есть научная степень в художественном искусстве. Он рисует каждый день, для него это тоже практика. Ещё он очень одарённый писатель. Он очень любопытный и интересуется всем на свете: музыкой, композиторами и вообще разнообразными интересными темами. И он часто подрабатывает, работает по контракту в абсолютно разных сферах. Он преподавал йогу детям и учителям в школах в рамках благотворительной кампании в США. Сейчас он работает с врачами. Так что у него всегда есть что-то, чем он занимается на стороне (смеётся). Я не такой разносторонний человек, я занимаюсь только йогой. Но у нас очень много общих интересов: мы оба любим искусство, и он много рассказывает мне о нём. Мы оба пишем, и мы любим делиться друг с другом чем-то в этой сфере. У нас есть интересы помимо йоги, которые мы можем обсудить. В этом смысле у нас всё достаточно гармонично. И мы не преподаём вместе постоянно. Думаю, это очень полезно для нас. Обычно он едет со мной, просто потому что в этом городе есть картинная галерея, в которую он хотел бы сходить. По прошлому опыту я знаю, что совместное преподавание может быть довольно сложным занятием. В моих прошлых отношениях мы оба всё время преподавали вместе, у нас была общая студия, и это не пошло на пользу нашим отношениям. Это сложно, когда всё крутится вокруг одной и той же сферы деятельности, тех же интересов. Я очень стараюсь не скатиться в тот же паттерн, в ту же самскару.
Но это здорово, когда рядом с тобой есть кто-то, с кем ты можешь поделиться практикой йоги, если она является огромной частью твоей жизни.
— И последний вопрос — ты ведь всё-таки приедешь в Москву?
— Держим пальцы скрещенными и посылаем наши молитвы. Надеюсь, что мы приедем в Москву после окончания вируса и изоляции.
Беседовала Ася Кудрявцева.
