Авторизованному (мы обычно не указываем «уровень», но сейчас пропишем намеренно – level 2) преподавателю метода из Москвы Даше Васянович на днях исполнилось 26 лет. О не сбывшейся мечте быть балериной, аштанга-йоге как новом способе жить, об анемии, смысле поездок в Майсор и о том, легко ли быть учителем для тех, кто старше – в нашем интервью.
— Даша, в одном из постов ты писала, что до йоги каждый день ела горы сладкого, пила много кофе и постоянно нервничала. Чем ты занималась до того, как в твою жизнь пришла практика?
— О, боже, чем я только ни занималась! Если с самого-самого начала говорить: в 15 лет я одна переехала из Иркутской области в Москву, чтобы поступить в хореографическое училище. Ходила на прослушивания, поступила на народное отделение, но проучилась там всего два года: я не подошла по росту, по внешности, мне не хватило сил в мышцах. Когда я перестала танцевать, меня очень жёстко стало ломать: я хотела что-то делать, но не было ни времени, ни финансов, к тому же в тот период я много работала в ресторанах, график был бешенный. В итоге четыре года я вообще ничем не занималась. Потом я устроилась в офис компании Ernst & Young (британская аудиторско-консалтинговая компания), мой руководитель был кришнаит, мы с ним много разговаривали, и к тому моменту я уже перестала есть мясо и всякую ерунду. В офисе я совсем «спеклась» и поняла, что надо что-то делать. В какой-то день я просто начала смотреть активно все школы, центры йоги, каждого учителя разбирать прямо под лупой — что он написал про себя, какие у него фотографии, какие регалии. И знаешь, чем больше было фотографий в странных позах и списков со множеством дипломов, тем больше меня это отталкивало. И тогда я нашла Сашу Смиркина — у него была фотография, где он на лавке, и какая-то цитата. Это было словно: «О, вот к нему и надо идти!» И я, собственно, к нему и пошла.
— То, что твоё обучение на хореографическом прекратилось из-за неподходящего роста, внешности, нехватки сил – стало причиной каких-то комплексов? Самокритики, с которой потом помогла разобраться йога или другие практики. Или это событие никак не отразилось на оценке себя?
— Очень сильно отразилось: почти четыре года я была в достаточно странном состоянии и попытке принять всю эту ситуацию, потому что раньше я не могла представить себе другой жизни. Мне было всего 17 лет, а я одна, рядом никакой поддержки, никто никуда не направляет и не говорит, какой ещё есть выход из ситуации, когда тебе жёстко перекрывают достаточно важную часть жизни. Это было очень сложно. Это были годы достаточно интенсивного самоанализа. Буквально через год я ощутила, что нужно попробовать йогу, но ещё очень долго не могла к этому прийти: то ночная работа, то учёба и работа, то денег не хватало, то я жила очень далеко.
— А когда дошла до практики, то сразу начала с аштанги, получается?
— Да, я еще в 2010-ом нашла видео на тему «Что такое аштанга» и подумала, что это супер хардкор, это сложно, и потому мне хочется именно этого. Меня привлекла дисциплина, необходимость заниматься шесть раз в неделю: это коррелировало с тренировками в прошлом, когда я также часто вставала у одного и того же станка.
— В твоем профиле Instagram есть фотография, где ты стоишь на пуантах, ты занималась балетом?
— Да, я начала заниматься им в девять лет, это очень поздно. Но как-то так произошло, что меня взяли, и я верю, что всё не случайно. Так как начала я поздно, то мне приходилось больше работать и нужна была сила воли, она у меня была. Но в хореографическом училище я отучилась недолго, потому что получила травму голеностопа: неудачно прыгнув и подвернув ногу, я отзанималась ещё два часа. Потом оказалось, что у меня трещина, из-за чего я долго не могла ходить и тем более танцевать, это всё длилось год. В общем, не очень было приятно. Аштанга помогла вылечить травму, кстати.
— Правильно ли я понимаю, что балет научил тебя терпению? Ведь в растяжке мало приятного.
— На танцах у меня просто сломалось восприятие боли: ты просто терпишь, у тебя сносит все защитные механизмы. Там важна только полная отдача, когда ты уже не чувствуешь ничего. Очень часто бывает, что у профессиональных танцовщиков много травм и заболеваний, которые связаны больше со старостью, например, артроз. Балет для очень здоровых и выносливых людей, у которых, знаешь, природа такая: они в постоянном ресурсе и могут годами танцевать, десятилетиями.
К сожалению, я это поняла только недавно, когда соприкоснулась с аюрведой, начала в неё углубляться и анализировать истории спортсменов: у них у всех есть определённые черты тела, характера и даже внешности.
О еде, Луне и личной практике
— Профессиональный спорт частично противоречит тому же принципу ахимсы, получается. Когда ты начала практиковать аштангу, ты почувствовала разницу?
— Да, я была очень удивлена настолько мягким правкам и такому отношению… терпимому, потому что до этого мне никогда не говорили: «Ну, не можешь — хорошо, значит, завтра сможешь». Как это? Надо же сегодня! Этот механизм был во мне сломан очень сильно, но с йогой он всё больше и больше восстанавливается, формируя телесные и психические границы. Что касается питания — это была жесть: половина грудинки курицы, половинка грейпфрута и кефир за весь день. Всё! Мой вес всегда не соответствовал требованиям, и я всегда пыталась худеть, но у меня не получалось, потому что уже невозможно было дальше. В какой-то момент у меня просто начала идти кровь из носа, каждый день. Начались боли в животе, не хватало энергии. Ты идешь у аптеку и уже знаешь, что тебе надо купить, чтобы сдать экзамен, потому что у тебя в принципе нет сил. А тебе всё равно говорят: «Худей, худей».
— Насколько быстро твоё тело вспомнило, что оно тянулось четыре года назад? Как оно вело себя в асанах?
— Я пришла сразу на led-класс, не зная, что будет и не зная последовательности. Свободное место в зале было только в середине первой линии, и я подумала: «Ну ок, ладно». У меня не получились только несколько асан, например, заплести ноги в Супта Курмасане. И уже потом я поняла, что на этом led было несколько асан из второй серии. До сих пор у меня остались все минусовые шпагаты — они стали похуже, но половина точно осталась. Мои мышцы очень плохо берут физику: сложные асаны, где нужна сила. А так, с утра я могу встать и сразу сложиться в Пашчимоттанасану или сесть в шпагат. Но силовые асаны… пять месяцев у меня не было Чатуранги, например. Я задавала Саше вопросы: что со мной не так, почему у меня не получается?
— Что значит не было Чатуранги? Опускалась на колени?
— Нет, я просто падала на живот. В буквальном смысле. У меня не выдерживали плечи, и даже сейчас это моё самое больное место, они мне многое не дают сделать. В Чатуранге я ложилась на пол, потому что мне никто не сказал, что можно опускаться на колени. Потом силой воли я начала удерживать тело, но в процессе освоения три раза срывала плечи до такой степени, что руку поднять не могла. Это моя особенность: у меня всегда были слабые руки, и я всегда над ними больше работаю, чем над чем-либо еще.
— Я вижу иногда, что ты отдельно уделяешь время растяжке…
— Делаю это только в дни месячных, раз в месяц.
— Как ты относишься к совмещению аштанги ещё с чем-то — тем же теннисом, бегом?
— Это очень большие ресурсы у человека, если он практикует шесть раз в неделю и у него остаются силы на какие-то другие занятия. Думаю, у таких людей должны быть какие-то мега силы. Но если говорить про бег или про тренажёрку, то такую активность я бы категорически не стала совмещать с практикой йоги, потому что будут травмы, причём достаточно серьёзные. Мы на йоге пытаемся работать глубокими мышцами, а тренажёры — это всегда внешние, и это будет создавать диссонанс, я думаю.
— На днях Саша Смиркин во время онлайн-семинара сказал, что многие сейчас расстроены вынужденной малоподвижностью в период самоизоляции, в то время как в древних текстах говорится, что у йогов были маленькие комнаты и они вообще мало ходили. Понятно, что ни о каких десяти тысячах шагов тогда речи не шло. Ты следишь за своей активностью в течение дня?
— Когда я в городе, то наоборот, страдаю, что слишком много перемещаюсь. У меня может быть по два-три урока в день, достаточно много шагов и ещё сами уроки, правки. Но сейчас, в период карантина, мне кажется, что я делаю пятьсот шагов в день, потому что у меня есть только моя практика, а уроки я веду голосом. Но я скорректировала питание и стараюсь не есть больше, чем могу израсходовать за день. Нам не нужно много еды, но нам важно качество еды. Можно съесть булочку, а можно чечевичные котлеты – это большая разница.
— Расскажи подробнее о своём подходе к питанию. Насколько мне известно, ты внимательно изучаешь аюрведу…
— Да, сейчас я живу по аюрведе, эта концепция жизни подошла мне, позволила глубже понять йогу, в частности, аштангу, научила оценивать ресурс своего тела. К примеру, далеко не каждому подойдёт работать в аштанге до упора, до самого конца: я на себе это проверила, два года назад у меня случилась анемия, которую я лечу до сих пор. Сейчас у меня экспериментальный период: по утрам я начала есть перепелиные яйца. Завтрак — мой самый масштабный приём пищи, он состоит из омлета, нута, яиц и варёной свёклы, большого количества зелени. Несколько месяцев назад я отказалась от кофе. Обедаю я чечевицей с овощами, с куркумой и тмином. Или зеленой гречкой. В промежутках могу съесть яблоко или банан, грушу – какой-то фрукт. После шести стараюсь не ужинать.
— А что с анемией у тебя? Как это было?
— У меня был период в жизни, когда я много переезжала и начала преподавать. Тогда я не очень следила за питанием, думала, что съем гречку и зелень и это будет классный полноценный обед. А потом перехвачусь булочкой, потому что готовить нет времени, а калории все равно сожгу. Так я жила где-то года два. Усиленно практиковала, ездила в Майсор. Но в Индии, естественно, другая еда, она восстанавливает тебе кишечник, желудок, ты возвращаешься домой здоровым человеком. А в Москве снова сумасшедший ритм и тот же график. В какой-то момент я сильно похудела, мне все говорили, что я начинаю исчезать. А мне было комфортно и легко. Мы поехали отдыхать в Париж и подхватили там какой-то вирус, заболели, и с того момента я вся посыпалась: просыпалась и не могла встать с кровати, была температура раз в три дня и постоянный жёсткий кашель. Когда пришли анализы, то ферритин оказался почти на нуле. Врач сказал, что меня нужно госпитализировать, а я в ответ: «Не могу, у меня по три класса в день». Он просто за голову взялся и говорит: «Даша, это просто невозможно». Внутривенно мне стали капать железо. Это был сложный период: я не могла заниматься, случались психозы. Но тогда же я начала анализировать своё питание, сон, работу, то, сколько сил оставляю на коврике и сколько вкладываю в личное общение и передвижения по городу. Я поняла, что делаю больше, чем могу, — и это касается всего. Вообще всего, кроме еды. Я тогда думала, что мне еда в принципе не нужна, но это оказалось большим мифом. В этом феврале мой ферритин поднялся до 40 единиц, я продолжаю дополнительно пить жидкие витамины, помогая организму разобраться с проблемами. Мы можем слушать того, кто ест только огурцы и рис, и ему ок, но это чужой опыт, а ты при таком питании можешь чувствовать себя некомфортно. Аштанга сама по себе не может накопить столько ресурсов, сколько тебе нужно для жизни, нужно заботиться о питании.
— По твоему опыту, насколько в аштанге важно иметь сухое тело, чтобы хорошо выполнять асаны? Те же скрутки, прогибы.
— Чем дольше ты практикуешь, тем сильнее ты высыхаешь — это 100%. Тело меняется, его структура становится совсем другой, и тут нужно для себя понять какая твоя природа, твой идеальный вес, в котором ты можешь работать. Можно похудеть, конечно, но потом тебе не хватит сил на практику. Что касается меня, то я бы сейчас ещё похудела, потому что привыкла к сильной худобе, но теперь я понимаю, что это не про здоровье. И есть вес, которого практически не видно, но он очень важен.
— Ты говоришь, что всегда делала больше, чем могла. Как тебе это помогло? С точки зрения нашей дисциплины, ты позволяешь себе иногда не вставать на коврик, если понимаешь, что нет сил?
— Обычно я это осознаю где-то в середине серии, когда мне уже совсем, действительно как-то не очень, и тогда могу остановиться. Сейчас мне легко практиковать и нет таких проблем, потому что я отстроила режим, питание, отдых. Но, конечно, бывают дни, когда я делаю до Карандавасаны, например. После того, как я переболела анемией, я поняла, что надо соблюдать Луну. Благодаря этому стало намного меньше дней, когда не могу заниматься и практика не идет. Плюс есть два дополнительных выходных в месяц, в эти дни я делаю масляную ванну, отдыхаю и долго сплю.
— Ты не практикуешь в женские дни?
— У меня был опыт, когда я практиковала и не соблюдала противопоказаний: мне было всё равно, потому что в танцах не было такого, что у тебя женские дни, и поэтому ты не выступаешь и не занимаешься. Но в какой-то момент организм сказал «нет», и я сразу почувствовала и поняла, что так больше делать не надо. К тому же знакомые преподаватели-девушки рассказывали, что из-за практики в женские дни у них вскоре пропали месячные, я решила не доводить до такого. Сейчас в первый день цикла я не занимаюсь, во второй делаю позы стоя, а в третий делаю позы стоя и начало первой серии.
О преподавании, маслах и стоп-асанах
— Даша, а как ты пришла к преподаванию? Были ли у тебя сомнения, взвешивала ли ты за и против? Наверняка в консалтинговой компании тебе хорошо платили, что было на весах в тот момент?
— Никаких за и против не было, потому что мне было двадцать лет. Я работала в Ernst & Young всего год и уже хотела увольняться, потому что не могла там находиться, я понимала, что офис не для меня: не могу сидеть нога на ногу без дела.
Когда в первый раз пришла на класс Майсор, то сразу прониклась и почувствовала, что это то, что мне нужно. Я осознала, что любою взаимодействовать с людьми, к тому же в йоге это взаимодействие более тонкое, нежели в какой-то другой сфере: ты берёшь человека, ты его ведёшь, ты постоянно за ним наблюдаешь, оцениваешь его состояние, ты его постоянно поддерживаешь. Так что сомнений особо не было, я просто уволилась с работы. Сначала заменяла Сашу Смиркина, Наташу Савину, а затем меня пригласили вести йогу в офис. Появились вечерние занятия, и всё как-то само собой случилось.
— Часто учителя рассказывают, как в начале их преподавательского пути они чуть ли не в одиночестве занимались в пустом зале в ожидании учеников. Был ли у тебя такой период, переживала ли ты, что окажешься невостребованной? И как ты относишься к тому, когда ученик уходит к другому учителю?
— Когда открывали «Прану» на Войковской, то там или никого не было, или два ученика, а потом опять ноль. Это продолжалось практически год, мы вели на пару с Машей Шалимовой, разделяя с ней неделю. Первое время я немного переживала, но больше из-за того, что я просто сижу, а не практикую сама. Потом стали приходить новые люди, мои знакомые, а когда я перешла на преподавание в 10 утра, то уже был полный зал. Сейчас я перешла в другую студию – и там, соответственно, всё по новой. По поводу ухода от преподавателей – я к этому отношусь нормально, потому что считаю, что каждый учитель должен довести ученика до какого-то определённого момента. И потом этот человек либо продолжает самостоятельную практику, либо уходит вообще из практики, либо понимает, что ему сейчас нужен другой учитель.
— Даш, тебе на днях исполнилось 26, ты рано начала преподавать. Эта самоуверенность — она со времен балета в тебе? Есть мнение, что об учительстве нужно задумываться не раньше, чем через десять лет личной практики. Мол, если ты сильно молод, то, мол, чему ты можешь учить, какой у тебя жизненный опыт. Что ты думаешь об этом? Легко ли тебе выстраивать отношения учитель-ученик с учениками, которые тебя старше?
— На самом деле практически никто не знает, сколько мне лет. И те, кто у меня занимаются, тоже очень поздно узнают про мой реальный возраст. Знаешь, я начала работать в 13 лет, то есть уже больше десяти лет завишу только от себя, ни на кого не полагаюсь. За это время было много разных ситуаций, которые научили меня многому не хуже, чем тех, кому, допустим, 30 или 40 лет. Не в возрасте дело, а в насыщенности жизни и в тех препятствиях, которые человек конкретно проходил. Я могу сказать, что у меня достаточно интенсивная была жизнь, начиная от рождения до какого-то укрепления в йоге. Только сейчас более-менее стабильное время, связанное с практикой аштанги. Всё, что было до, было очень хаотично. Это был жёсткий опыт. Я работала во многих сферах, узнавала много людей, поэтому у меня есть чувствительность к людям, и я издалека вижу, с кем и как нужно общаться. С учениками, которые старше меня, у меня совершенно нет проблем, а вот с ровесниками или даже с теми, кто младше, выстраивать линию отношений сложнее. Самоуверенности во мне не было, было очень сильное и яркое желание. И я всегда понимала: если хочешь что-то понять, то надо копать со всех сторон. Если ты практикуешь, то ты должен смотреть на других людей, должен погружаться в тексты, погружаться в атмосферу, бывать в том месте, где вообще всё это зародилось. У меня было очень сильное желание преподавать и была вера в метод.
— Когда ты начала преподавать, ты не боялась потерять личную практикую? Сейчас практикуешь до классов?
— Однажды я месяц летом заменяла Сашу, тогда я вставала в три утра и занималась сама. Сейчас я так не делаю по двум причинам: у меня есть вечерние классы (хоть и два раза в неделю, но всё равно есть), плюс я поняла, что не могу так рано вставать, — тогда нельзя жить ничем, кроме практики. А у меня есть учёба, дополнительные классы, какие-то ещё дела. Мне нужна энергия. И я выбрала практику после Майсоров: в 9 утра встаю на коврик и практикую после всех.
— А что за учеба? Где ты учишься?
— Я сейчас учусь у своего врача аюрведы. Сначала мы проходили основы этой науки, сейчас диетология, дальше я хочу изучить фармакологию и вообще в принципе углубиться в тему лекарств. На конференции той осенью Шарат сказал, что аюрведа и йога очень близки друг к другу, но пользоваться этими знаниями надо разумно. Мне это запало, я как раз тогда начала лечиться и уже вижу результат.
— Ты как-то писала про пользу нанесения масла на тело, это тебе тоже врач посоветовал?
— Об этом регулярно говорит Шарат, я лечила так свои травмы. Масло надо выбирать в зависимости от сезона: сейчас начинается лето, для него подходят масла касторовое или оливковое, зимой нам нужно кунжутное, потому что оно согревающее. Более универсальное масло – касторовое масло, но только не аптечное, а из Индии. Инструкция простая: сначала надо спрятаться в горячую ванную, а потом вылезти и вытереться насухо. Пока ты в ванной, масло тоже согревается за счёт горячего пара (или его можно опустить в горячую воду). Натираем себя сверху вниз и обратно укладываемся в ванную на 5-10 минут. Затем смываем масло не мылом, а вытираемся вафельным полотенцем, либо любым другим, которое не жалко (потому что когда ты будешь стирать, то увидишь, что оно станет такого коричневато-серого цвета).
— Даш, какие травмы у тебя были? Расскажи о своих стоп-асанах в личной практике, физических и ментальных вызовах и о том, как ты их преодолевала.
— Моя первая травма случилась, когда я дошла до Эка Пада Ширшасаны и после сразу делала захват в мостах. В какой-то день у меня начала болеть поясница, она постоянно ныла. Я говорила, что у меня болит спина, а мне отвечали, что такое бывает. Одно время в мостах меня просто опускали и поднимали, потому что по-другому было невозможно, настолько всё болело. И в какой-то день я просто не встала с кровати. То есть я в прямом смысле не почувствовала ног, это было самое шокирующее, самый ужасный случай, который со мной произошёл. Тогда я поняла, что больше так нельзя и нужно что-то делать. Я попросила учителя дать мне Йоганидрасану, потому что она является компенсирующей. И это был единственный раз, когда я взбунтовалась против своего учителя. Но вскоре всё прошло. Больше полугода у меня ушло на освоение Пинчи, потому что она силовая, а я хотела сделать её с самого начала правильно, с выходом с обеих ног, чтобы потом опять не рушить всё и не строить заново. Дальше у меня не было особых проблем, нигде уже так надолго не зависала.
— Даш, расскажи, в чём для тебя смысл поездок в Майсор? Люди не сведущие обязательно задаются вопросами, зачем практиковать среди сотен студентов, когда мала вероятность, что тебе достанется хоть какая-то энергия и внимание от учителя.
— Когда увидела Шаратаджи на регистрации, то подумала, что это абсолютно нормальный и чёткий человек, он выглядел полностью реализованным и энергичным. Да, у меня никогда не было кумиров — такой у меня склад. Но то, как для меня раскрылась практика в шале, как это атмосфера влияет на неё, и сам Шаратджи, насколько он поддерживает там рабочую обстановку — это и зацепило меня. Он видит действительно каждого практика, всех запоминает и помнит, кому какую дал асану. Например: он спустя год помнил, до какой асаны дал мне в прошлый приезд. И после такого ты конечно же веришь в «майсорский мэджик», там практика во главе угла, а поддержка Шаратаджи даёт тебе намного больше ресурса, чем тебе может казаться. Мне хотелось получить именно опыт пребывания там, увидеть, что со мной произойдет. Я ничего не ждала. Уже в первую поездку Шарат уделил мне много внимания — для этого я старалась встать в зале в поле его зрения, и мне везло: я маленькая и частенько занималась около сцены или на самой сцене. Соответственно, он меня видел и подходил, постоянно у меня что-то спрашивал. И уже через две недели начал двигать по второй серии, мне казалось, что я вообще не была готова к этому, но подумала: «Ну, ладно, хорошо». Конечно, в Майсоре чувствуется вся эта атмосфера, этот общий драйв, когда люди проживают внутри свою практику настолько интенсивно. А led-классы в новой шале, когда все четыреста человек вместе — это, конечно, очень мощно. И Шаратджи всё равно успевает подойти. Один раз в этом сезоне во время led он ко мне подошёл и поправил ногу. Он внимательный и настоящий преподаватель – много видит, много чувствует, точно знает, кому какие асаны нужны. Я сама по себе ботаник и предпочитаю сразу всё делать верно: подниматься с двух ног, локти правильно ставить. Но меня нужно на это вдохновлять, и Шарат меня вдохновляет.
Смысл этих поездок в энергии: там у тебя другой режим и другое питание, другой воздух. Ты находишься на пике своей работоспособности, чувствуешь потенциал своей глубины и понимания. Шарат правит, несмотря на количество людей. Даже если он просто обратил на тебя внимание, это уже даёт тебе импульс делать асану глубже. А в мостах он всегда захватывает тебя.
— А как у тебя сейчас с мостами? Выше ты сказала, что у тебя очень болела спина.
— Это был период, он уже позади. Тогда мне никто не мог помочь, а говорили только, что для аштанги эта боль нормальна. Я не могла поверить в то, что это навсегда, и стала сама разбираться в причинах. Сейчас, когда Шарат делает со мной захваты, у меня нет боли, нет неприятных ощущений. Есть ощущение растяжения, но больше нет никаких искр из глаз. Я на собственном опыте убедилась, что постоянная боль – это не нормально.
— И в чём же секрет? Что изменилось в твоей практике?
— Я стала правильно распределить вес. Поняла, что его нужно перевести на ноги, а не пытаться изо всех сил лезть руками поглубже. Нужно направить акцент на ноги и больше работать с ними.
— Сколько раз ты была в Майсоре?
— Пока три раза.
— И в последний приезд Шарат дал тебе авторизацию? Как это произошло, какие чувства ты испытала?
— Авторизация никак не происходит, ты просто занимаешься на Майсор-классе. Шарат подошёл ко мне помочь в Карандавасане, я сама поднялась в ней и отпрыгнула назад, после чего он сказал: «Подойди к Уше». Я сначала не поняла зачем, подумала, что произошло что-то не так и поэтому не очень хотела к ней идти (смеётся), а потом подошла и оказалось, что Шарат меня авторизовал.
— Изменилось ли твоё самоощущение с получением авторизации? Про что для тебя этот «документ»? Столкнул ли он тебя с эго?
— Я вообще не придаю этому значения, потому что отношение ко всякого рода документам у меня специфическое. Каждый человек в нашей стране и мире имеет какой-то документ, но это ничего, по большому счёту, не значит. И я знаю очень много людей, у которых нет какого-то образования, специальности, но они очень самодостаточны, знают, что делают, и это получается у них очень здорово. Так что наличие бумаги (либо её отсутствие) меня никак не поменяло. Больше значения я предаю тому, насколько я смогла людям передать знания и насколько я смогла воодушевить кого-то. Вот это для меня показатель, а не документ.
— В начале разговора ты сказала, что пришла на практику, потому что искала движение. Зачем теперь ты расстилаешь по утрам коврик?
— Это определенный ритуал. Для меня это возможность, наверное, больше включиться в себя, в чувствительность своего тела, в глубины понимания каких-то вещей о себе. Каждый раз я сталкиваюсь с какими-то невидимыми преградами в голове, и каждый раз это какое-то открытие, открытие какого-то фактора психологического, который тебя останавливает, сдерживает или делает тебя некорректным в каком-либо понимании, восприятии или поведении. Через практику очень много фильтруется. Бывает, практикуешь-практикуешь, а в голове какой-то кусок твоей жизни мелькает, как на репите, — я стараюсь такие вещи отслеживать. Но всё равно практика имеет медитативную функцию, поэтому я и практикую в принципе.
Беседовала Галина Кисанд.
