- Интервью

Дверь в другую жизнь: Даша Глушкова о своём стремительном пути, любви с первой практики и учителе, которого мы достойны

Авторизованный преподаватель метода из Новосибирска впервые расстелила у себя дома — не коврик, а дешёвую туристическую пенку – семь лет назад. О том, как это привело в аштангу, от чего избавило, а что привнесло – в нашем интервью.

— Даша, вспомни тот день, когда ты встала у себя дома на коврик и включила видео по хатха-йоге: что ему предшествовало? С каким настроением ты начала практику и чего от неё хотела?

— Это был февраль 2013-го, мне был 31 год. Я хотела восстановиться после беременности и родов, хотя прошло уже достаточно много времени, ребёнку было больше трёх лет. Из декрета вышла рано — Юле было 6 месяцев — и активно работала. В какой-то момент я просто поняла, что у меня болит спина, и вообще я как-то далеко от хорошей физической формы. Решила, что надо брать себя в руки. Плюс после декрета я была в таком состоянии, что моя работа не приносила мне морального удовлетворения и я хотела что-то поменять в своей жизни. То есть я была в поиске, но еще не знала, чем, собственно, хочу заниматься. Пробовала даже пойти учиться на второе высшее, но поняла, что нет, это не моё: поступила в педагогический и осознала, что свой ребёнок — это одно, а много разных детей — это несколько другое.

Мне хотелось какой-то физической активности, но не хотелось сильно себя утруждать. Какие-то прыжки, бег, что-то связанное с тренажёрным залом, всё это железо меня не вдохновляло. Из-за того, что я целыми днями находилась в офисе и общалась с людьми, мне не хотелось ещё каких-то дополнительных людей в своей жизни, поэтому я решила, что буду заниматься дома: вот есть какой-то коврик – пенка туристическая, есть какие-то видео, на которых кто-то инструктирует и говорит. Плюс не очень, как мне тогда казалось, активные движения, но при этом обещают результат. Йога тело подтягивает и для ума хорошо работает – примерно с такими ожиданиями я встала на коврик. Верила, что, не делая ничего слишком активного, я начну что-то менять в своей жизни и в своём теле.

— А потом появилась аштанга-йога и всё пошло не так… У тебя был учитель или как ты практиковала?

— Когда я встала на коврик, для меня все эти названия были достаточно абстрактными: хатха, аштанга, йога Айенгара — я вообще ничего об этом не знала. Знала, что есть в общем какая-то йога, но даже не в курсе была самой философии и того, что это духовная практика. У меня не было знакомых, которые бы говорили об этом. Соответственно, не было и мнения о том, что это какая-то религия или секта. Я пришла чисто за физической нагрузкой и без каких-либо подтекстов. 

В то время я активно вела свой «Живой журнал» и среди моих знакомых была девушка из Австралии (хотя родом она из Украины). Я знала, что она практикует йогу и знала, что она вегетарианка, а также то, что для практики она зачем-то встаёт в 4 утра. Я стала её спрашивать, чем она занимается, что за практика. Она мне тогда рассказала про аштанга-йогу, о том, что это метод в традиции, и выслала мне два плаката с первой серией и со второй и ссылки на два видео на YouTube с Джоном Скоттом. Так я начала практиковать под счёт фулл-виньясу, и когда я дошла до Джану Ширшасаны, то подумала: к ней даны усложнения и можно выбрать любой вариант, я выбрала «А». К Маричиасане я вообще сильно устала и решила, что хватит. По роликам хатха-йоги я достаточно хорошо выполняла разные балансовые асаны, но аштанга со своей системой виньяс оказалась интенсивнее. С Джоном Скоттом я постепенно стала практиковать всю первую серию, а потом Яна из Австралии мне написала, что в Новосибирске есть школа аштанги и в ней преподают ученики Михаила Константинова, которого она тоже знает.  Я спросила её, на что сходить — Майсор или  led, она посоветовала для начала класс под счёт.

Я пришла, меня встретил Павел Романов и спросил, умею ли я вообще дышать со звуком. Я показала, и он сказал: «Нормально, сойдёт». Таким образом, моя первая практика в группе случилась на led-классе первой серии. Я сделала все асаны: в Супту мне Паша помог закрыться, плюс я не могла понять, как войти в Сету Бандхасану, но пришла вечером домой и не могла успокоиться, пока не освоила её.

Мне тогда понравилось практиковать, понравился этот поток, но я понимала, что часто ездить в школу не могу: у меня маленький ребёнок, которого не с кем оставить, плюс я работаю в офисе. Мы договорились, что я буду приезжать один-два раза в неделю по утрам, когда Паша ведёт хатха-йогу — ежедневных утренних Майсоров в Новосибирске тогда ещё не было. И я во время его класса просто «майсорила» в углу, изучая свою последовательность уже в ритме моего дыхания. Единственная сложность, с которой я столкнулась, — это опускание в мост и вставание из моста, но и они мне дались в скором времени. В целом я оказалась приспособлена к этой практике, и достаточно быстро у меня освоилась первая серия. Основная моя практика у меня происходила дома в самостоятельном ритме. То есть 4-5 раз в неделю я практиковала дома и 1-2 ездила в школу аштанга-йоги.

«Больше не могу»

— Как практика сказывалась на твоей повседневности? Что из жизни стало уходить, а что она привнесла в неё? 

  До начала практики в моей жизни был такой режим: я просыпалась, собиралась в офис, ехала на работу, с 9 до 18 находилась в офисе, приходила домой, занималась ребёнком, мы ужинали, общались, и с 21-21.30 наступало моё время. Я могла сидеть в том же «Живом журнале», смотреть кино или читать книги. А потом, когда я начала практиковать, вместо этого всего я стала заниматься йогой, то есть поздно вечером, и где-то к полуночи я ложилась спать. Достаточно долгое время такой мой режим сохранялся, до момента, когда осенью я поехала с ребёнком и мамой на море. Как правило, по вечерам на отдыхе куда-то ходишь, гуляешь, ужинаешь с семьёй достаточно плотно. Моя вечерняя практика из-за этого стала не очень хорошей, и я попробовала практиковать утром. Опять же, в номере все спят, поэтому я брала коврик и уходила в тренажёрный зал отеля. Приходила туда первая, к 6.30, как только зал открывался и ещё не было ни одного желающего позаниматься на тренажерах, только ближе к моим мостам появлялись первые люди. Тогда мне этот режим очень понравился и, вернувшись домой, я поменяла привычки и стала практиковать до офиса, вставая в 4 утра.

Как я уже говорила, я ничего не знала о философии йоге, но стала достаточно быстро интересоваться этой областью. Я списывалась с Яной, спрашивала её про вегетарианство, про то, чем она занимается кроме практики на коврике, что читает. Я стала изучать йога-сутры, много спрашивала про яму и нияму, про ахимсу. Постепенно из моей жизни ушли мясные продукты (правда, стоит отметить, что к тому времени я уже почти не ела красное мясо, в моей жизни были только курица, иногда рыба и яйца). От курицы я отказалась очень легко, как и от рыбы, и стала лакто-вегетарианкой. Мне не было сложно это сделать, поэтому не могу ничего рассказать о постепенном переходе или каких-то сложностях, с которыми я столкнулась. Я начала читать новые для себя книги о философии йоги и со временем — достаточно быстро — поняла, что хочу этими знаниями делиться. Я спрашивала Яну, что необходимо, чтобы стать преподавателем, и она посоветовала пойти на преподавательский курс, который организовывали Оля и Паша Романовы. И я, несмотря на то что практиковала к тому времени всего несколько месяцев, попала на него, пообещав Михаилу Константинову, что моя практика будет стабильной и ежедневной и что за год курса я нормально всё изучу и смогу вести йогический образ жизни.

Конечно, с йогой в моей жизни стало меньше праздного общения. Для того чтобы работать в офисе, поддерживать ежедневную практику (к тому же с достаточно маленьким ребёнком), необходимо поддерживать режим и дисциплину. Поэтому очень много ушло каких-то вечерних посиделок, — среди недели так вообще сразу, а в выходные дни хотелось больше побыть с ребёнком или одной, а не идти в толпу и встречаться с друзьями. Вскоре у меня стал достаточно узкий круг общения, но я не чувствовала, что я чего-то лишаюсь. Мне кажется, если человек считает, что ему не хватает его прежнего общения, возможно, он очень рано начинает сдерживать себя. Я не сдерживала ничего, это было естественным моментом, притом, что до йоги я считала себя очень общительным человеком, экстравертом и готова была всё время быть с большим количеством людей. Но с практикой йоги я поняла, что мне достаточно маленького круга общения, буквально меня, семьи и очень близких друзей. Да и сам круг друзей очень быстро поменялся, сейчас очень мало людей из прошлой жизни, с которыми я поддерживаю тесные отношения.

 

— Помнишь ли ты момент, когда случилось понимание, что работа над асанами не только (и не столько) про тело?

— Месяца через 2-3 после начала практики хатхи я уже интересовалась философскими вопросами, тем, откуда пришла йога, как она влияет на наше тело, ум, психику. Спрашивала себя: для чего она мне. В какой-то момент я просто поняла, что мне нужен стержень, а йога как раз мне его давала. Она давала стабильность – в психологическом, психическом плане. Физическая практика имела место быть, конечно, но я уже понимала, что занимаюсь не только для того, чтобы подтянуть тело и поправить спину после беременности и родов.

— Как долго ты решалась уйти с последней работы (до преподавания йоги) и жалела ли однажды о своём выборе?

— Когда я поняла, что хочу преподавать, в моей голове сложился план. Я настраивалась совмещать работу, обучение и свою практику, закончить тичерз и начать преподавать. То есть после окончания тичерза я хотела уйти из офиса, это через полтора года от начала практики. Собственно, так и сложилось всё, за исключением того момента, что уже после первой сессии тичерза я стала вести хатху для одной группы. Было достаточно непросто, это был интенсивный год: я жила в обнимку с книгами — требовалось прочитать очень много литературы, слушала лекции тичерза, когда ездила за рулем, слушала аудиокниги. То есть всё свободное время я получала информацию. Плюс работа в офисе, ребёнок, личная практика в 4 утра и два-три раза в неделю я вела вечерние занятия. И когда потребовалось уходить на летнюю сессию, я фактически ушла из офиса, поскольку интенсивный год выжал из меня всё, что можно было. Я понимала, что не смогу так больше. Я не жалела, что ухожу, поскольку чувствовала, что этот период полностью исчерпал себя. Я сдала экзамены и стала заниматься только преподаванием. Из офиса просто встала и ушла, через несколько месяцев вернувшись за какими-то мелкими вещами. Я не почистила свой личный компьютер, оставила там личные фотографии — просто закрыла дверь одного периода, открыв другую. И у меня до сих пор нет мыслей, что я сделала что-то неправильно.

Вау-эффект

— А спустя сколько лет ты оказалась в Индии и как это произошло?

— Здесь у меня тоже всё случилось быстро: в феврале 2013-го я начала свою практику, а в ноябре 2014-го я прилетела в Дели. Я закончила тичерз, чётко зная, что осенью я поеду в Майсор. Это был естественный ход событий: я подала заявку и сразу получила подтверждение. Это был первый год, когда я предприняла попытку попасть туда, и последний, когда это ещё достаточно просто можно было сделать. Я взяла с собой маму, ребёнка. Мы все переместились в Индию, это было с приключениями, но, как говорится, если что-то должно произойти, то в Индии оно произойдёт. В целом мы достаточно легко со всем справились и у меня не было сомнений, что я буду туда возвращаться.

  Расскажи о своей первой практике в Майсоре. Что такое учитель и какие отношения это подразумевает. Допустимо ли разочарование в своем гуру или он «всегда прав»?

— На следующий же день после прилёта в Индию я пришла в шалу на регистрацию, заполнила там анкеты и пошла к Шарату-джи в кабинет. Первая встреча была, конечно, не то, чтобы с мощным вау-эффектом, но я увидела перед собой сильного человека: сильного психологически, с энергией, которая точно отражает, что он держит традицию, держит шалу, поддерживает своих учеников. И я понимала, что сейчас начинается этап моего обучения, этап чего-то нового в моей жизни, поэтому надо принять и довериться происходящему. На первом классе было очень мощно, был led и много-много студентов одновременно пели мантру, дышали… Один голос Шарата, который ведёт тебя через практику, уже был вау-эффектом. Потом начались будни, где-то тяжёлые, где-то лёгкие. В целом у меня первый сезон с физической точки зрения был достаточно непростой, но в то же время интересный.

Что касается отношений «учитель-ученик», то в них прежде всего важны взаимоуважение и доверие. Я всегда чувствовала, что Шарат, несмотря на всю свою строгость, уважает своих учеников. Он никогда не сделает ничего такого, что унизило бы человеческую личность. Он очень уважительно относится ко всем своим студентам вне зависимости от того, как давно человек практикует и первый ли раз приехал.

Если учителя воспринимать как гуру, то, на мой взгляд, разочарование не может случиться. Мы сами выбираем себе учителя, и я считаю, что мы достойны того, кто рядом с нами. Лично мне достаточно одного на эту жизнь. Я думала о разных вариантах развития событий своей практики, но пришла к выводу, что мне хватит одной традиции, одного учителя, одного метода. И есть такие вещи, которые ты просто чувствуешь и не можешь объяснить словами. От гуру есть ощущение, что у тебя есть учитель не только на физическом, но и на ментальном и духовном плане. Ты просто думаешь, а он отвечает тебе на твои мысли. Это те самые отношения, которые связывают нас, это глубже, чем физическая практика. И если такое произошло, то я не представляю себе ситуацию, в которой можно испытать разочарование. Ты, как человек, и учитель как человек можете совершать такие вещи, которые ты будешь рассматривать с оценочным подходом и суждением, но в любом случае, если есть мощная опора и основа в виде практики и тонкого взаимоотношения, ты найдешь ответы на любые вопросы внутри этих отношений, не опираясь на внешний мир.

— Какое-то время назад ты посещала семинары разных практиков (Петри, Эдди и других), изменилось ли твоё отношение к таким мероприятиям? Кажется, ты уже достаточно давно не была на них. И сразу ещё вопрос по теме: чем ты можешь объяснить такую разную востребованность зарубежных учителей и наших? Почему к западным преподавателям у нас выстраивается очередь, а наши учителя часто остаются недооцененными?

— Я считаю, что семинары любых преподавателей — это прежде всего вдохновение на дальнейшую работу и общение в кругу единомышленников. 

Да, конечно, мы там слышим какие-то новые для себя подробности и получаем новые знания, но для меня лично приоритет как раз во вдохновении и общении. Наверное, в последний год я действительно нигде не была, так как сама теперь много езжу и оставшееся время хочется провести дома с семьёй и ребёнком. А вот отношение, наверное, нет, не изменилось. Что касается обучения, то здесь я поддерживаю мнение своего учителя, Шарата-джи: сама практика становится нашим учителем. То есть чем глубже мы в неё погружаемся, тем больше у нас внимания внутри, и мы находим какие-то нюансы, которые помогают нам двигаться дальше. Первое время, когда мы находимся ещё в начале пути, семинары нам помогают не столько освоить что-то, сколько вообще понимать, куда нам направлять внимание. А в дальнейшем нам надо работать уже в своей практике. В России аштанга-йога достаточно молодая, и западные практики гораздо дольше во всём этом. Возможно, причина как раз во мнении, что чем больше человек практикует, тем больше он может рассказать, большей информацией может поделиться. Опять же, не стоит забывать про маркетинг. Кроме того, на постсоветском пространстве есть любовь ко всему импортному, западному…

— Твой подход к преподаванию изменился за эти годы?

— Мой подход к преподаванию постоянно претерпевает изменения. Не то, чтобы колоссальные, но развивается практика – развивается всё остальное. Плюс в разных аудиториях, скажем так, я могу применять разные подходы: например, на семинаре выходного дня хочется делиться и рассказать как можно больше, и, возможно, правок на таких классах осуществляется чуть больше.

  Можно ли по человеку, впервые пришедшему на класс, понять, вернётся он в шалу ещё раз или нет?

  Наверное, это зависит от темперамента человека. Во всё что угодно кто-то влюбляется с первого раза, а кому-то требуется время на осознание и размышление. Я сразу полюбила практику, у меня не было отторжения или ещё чего-то, не казалось «О, господи, какой кошмар, сколько сил требуется, чтобы практиковать ваш вид йоги – прыжки, чутуранги, отжимания и так далее». При этом я знаю достаточно много людей, в том числе тех, кто уже преподаёт, и их на первом классе совсем не вдохновило вот это упал-отжался, реки пота и так далее. Им потребовалось время, но сейчас они очень любят свою практику. У всех это происходит по-разному.

— Расскажи о своих прогибах: какими они были, когда ты начала практиковать? Кстати, в йоге иногда наблюдается странная тема: некоторые практики, с легкостью выполняющие стойки разной сложности или гнущиеся во все стороны, неохотно упоминают своё, к примеру, акробатическое или танцевальное прошлое. Ты сталкивалась с такими историями? Как думаешь, почему так происходит?

— Когда я начала практиковать, у меня был мост из положения лёжа. Это был не очень глубокий прогиб, но я могла подняться с прямыми руками и с недостаточно прямыми ногами. У меня не был раскрыт грудной отдел, недостаточно были раскрыты плечи и вообще передняя поверхность тела не была растянута. Плюс у меня были проблемы со спиной, протрузии, был перелом позвоночника, поэтому прогибы мне давались достаточно болезненно. Но у меня не было страха опуститься: с лёгкостью (не физической, а моральной) при освоении моста я падала на спортивный мат своей дочери. Постепенно я углубляла свой прогиб, но основной прогресс у меня произошёл только в последний год, когда я начала более осознанно и глубже всё делать. Это не всегда легко и не совсем безболезненно. В практике мы должны различать боль, травмирующую нас, от боли, связанной с развитием практики, но я убеждена, что глубокие прогибы невозможно достичь абсолютно без боли. Что касается практиков, которые скрывают своё акробатическое или танцевальное прошлое… Я сама немного занималась в детстве художественной гимнастикой, примерно с 4 до 8 лет, занималась танцами, спортивной аэробикой – я постоянно как-то двигалась. И я не очень понимаю, зачем это скрывать. У нас есть такая тенденция: когда ты пришел в йогу, пил, курил… много историй, связанных с наркотиками… То есть, когда ты вышел из не очень здорового образа жизни или был с избыточным весом – почему-то такие истории более популярны, чем если человек всю жизнь поддерживал себя в строгой дисциплине или чем-то занимался. Его труды в йоге сразу обесцениваются. Хотя делать что-то долгое время или не употреблять чего-то нездорового – гораздо сложнее, чем во взрослом возрасте вдруг решить заняться собой.

Рождённая быть счастливой

  Ты ведёшь практики, семинары, регулярно возишь группы в ретриты, очень активна в социальных сетях – как ты поддерживаешь в себе ресурсное состояние?

— Во-первых, я занимаюсь тем, что люблю, даже когда иногда кажется, что у мня совсем нет сил. Я вдохновляюсь просто ведением классов. Сейчас, на карантине, в этих странных условиях я поняла, что меня больше поддерживает не моя стабильная практика (она у меня есть независимо от других людей и внешних условий – мне достаточно помещения, коврика, и всё – у меня есть практика), а вот внешние условия, которые влияют на преподавание, — они оказались для меня важны. И то, что сейчас есть возможность вести онлайн-классы, это как раз меня поддерживает в ресурсном состоянии, несмотря на то что, казалось бы, это тоже тратит энергию. А если я совсем устала, то помогают обычные человеческие радости: еда, сон, просмотр какого-нибудь фильма, общение с близкими людьми.

  Даш, ты часто находишься вне дома, как и подавляющая часть практиков аштанги. Ради практики мы лишаем себя времени, которое могли бы провести с родителями, с родными, ты, к примеру, с дочерью. Не становится ли в таком случае практика нашей зависимостью? Или это цена, которую мы платим за выбор идти своим путём?

— Я считаю, что важно не сколько времени мы проводим с родными и близкими, а как мы его проводим с ними. Безусловно, иногда меня слишком долго нет дома, я скучаю по ребёнку, по маме, но в то же время моя жизнь достаточно насыщенна и наполнена, я занимаюсь тем, что я люблю, а они – тем, что они любят. У меня дочь, например, когда я могла бы взять её с собой, иногда сама остаётся дома, потому что ей нравится это: кружки, общение с друзьями, школа. Ей так интереснее, чем ехать, к примеру, в Майсор на месяц. Мама тоже любит проводить время с внучкой несмотря на то, что это энергозатратно. Она чувствует социализацию, ведь с выходом на пенсию человек в любом случае меньше общается с окружающим миром. Я считаю важным, чтобы каждый жил насыщенной жизнью и занимался тем, что действительно любит. Тогда любые встречи будут яркими, а человек счастливым.

— Тем, кто подсматривает за твоей жизнью, очевидны твои очень близкие отношения с некоторыми практиками – Настей из Минска, Максом Лапшиным (кстати, продолжаешь ли ты с ним сейчас поддерживать связь?) и другими. Меняет ли йога понимание дружбы и укрепляет ли такие отношения?

— Встретить людей, с которыми у нас сейчас достаточно прочные дружеские отношения, мне помогла именно практика. Может, мой образ жизни, путешествия дарят возможность встретить людей, с которыми ты практически сразу чувствуешь, что это твой человек, твой вайб. Со временем такое общение становится всё более прочным, ты ощущаешь опору, поддержку. С ними можно и на карантин, и на необитаемый остров. 

С Максом сейчас сложно общаться, в основном это происходит через его жену. Я писала ему письмо, он, насколько я знаю, мне ответил, но оно пока не дошло. Из Белоруссии в Россию тоже сложно сейчас отправить, так как граница перекрыта. И да, я думаю, что практика укрепляет дружбу, поскольку есть какая-то основа, которая объединяет – вы смотрите в одном направлении, вам всегда есть, что обсудить, поддержать друг друга, разделить боль практики или её радости. Ну и в целом, очень много в жизни рассматривается через одинаковую призму.

— Ты писала однажды, что любишь свои периоды роста, и свои «паузы», и своеё «нестарание» — расскажи, как это проявляется? И как понять, объективны они или в нас говорит лень и апатия, к примеру.

— Я действительно люблю разные периоды – и роста, и пауз. Если случаются какие-то откаты, я не думаю, что это что-то прям страшное. Это только повод для самоисследования. Паузы по-разному проявляются: обычно ты просто ощущаешь, что надо отдохнуть, ты ощущаешь разные реакции в теле: напряжение, спазмы. Я не очень верю в лень, хоть и называю себя в шутку ленивым аштангистом.  Считаю, что лень не берётся из ниоткуда. Если она появилась, значит, человек устал и нуждается в отдыхе, снижении нагрузки в периоды каких-то стрессов. И неважно — положительных или отрицательных стрессов: любая сильная радость или сильное расстройство – это стресс для организма. В таком случае необходимо немного стабилизировать практику, не рваться вперёд, не пытаться вложить в практику всё возможное, а стараться быть стабильным. Если тело отзывается напряжением, то следует сделать меньше, чем обычно. 

— А что на счёт твоих сомнений, что мы рождены для счастья? Ты говорила, что внутри нас дыра со страхами, воспоминаниями и разным ядом, практика же погружает нас в неё до тех пор, пока там не останется пустота. Ты не считаешь, что это дыра бездонная? Возможно ли, чтобы однажды там случился этот самый «ноль»?

— Почему же сомневаюсь? Я уверена, что мы рождены для того, чтобы быть счастливыми. Но для всех счастье может проявляться по-разному, опять же, даже в индийской философии есть разные уровни развития и разные уровни практики. То есть практика нам дана для своего счастья в том числе. А дыра со страхами и воспоминаниями, безусловно, в нас присутствует, потому что часто какие-то жизненные ситуации, которые происходят, мы не проживаем до конца. В погоне за чем-либо мы не имеем возможности сделать паузу и понять, что вообще случилось, проанализировать это и заняться рефлексией. А практика порой нас возвращает в эти ситуации – не зря так много практикующих накрывает на коврике самыми разными эмоциями, в том числе страха.

Я такой человек, что всегда иду в свой страх. Если понимаю, что мне страшно, я пытаюсь понять причину: чего я боюсь, какого сценария, что может случиться самое страшное, если этот страх реализуется. Действия, которые мы совершаем, идя навстречу этому переживанию, делают нас сильнее и морально, и физически. На практике большинство людей боятся прогибов, но когда мы выполняем эти асаны, мы тренируем свою психику, и потом, когда в жизни мы сталкиваемся с непонятными и непрогнозируемыми ситуациями, мы уже более к ним подготовлены морально и психически. 

Обращаясь к индийской философии, мы можем вспомнить про понятия реинкарнации и кармы, которая образуется и создается не только в течение этой жизни. Если так рассуждать, то да, до дна этой дыры нам не добраться в этой жизни. Плюс можно вспомнить «Бхагавад-Гиту», в которой говорится, что не создавать карму можно при полной непривязанности к своим действиям и неожидании плодов и результата. Но мы ведь так не живём? Мы всё равно привязываемся к плодам своих действий и строим ожидания. Соответственно, мы создаём карму и снова наполняем эту дыру воспоминаниями, страхами, эмоциями… Для обычного человека его практика и столкновение с тем, чем мы наполняем эту кроличью нору, – процесс бесконечный. Но это неплохо: далеко не всем – даже в Индии и даже сейчас – требуется самадхи. Куда важнее иногда просто стабильное психическое состояние для того, чтобы осуществлять свою жизнь в семье и поддерживать взаимоотношения со своими близкими. Просто жить. 

— Расскажи немного об этом периоде, который мы все сейчас проживаем. Ты оказалась закрыта в Минске, практики перешли в онлайн-формат, отовсюду звучат мысли об уникальности этого момента и возможности многое понять. По-твоему, мы на самом деле выйдем из своих квартир немного другими? Лично тобой что-то переосмыслилось сейчас?

— Ой, сложный вопрос. Лично мной пока ничего не переосмыслилось. Не по причине, что я об этом не размышляла… Период действительно необычный для всех, вряд ли мы когда-либо сталкивались с тем, что нам нужно максимально проводить время дома не по своему желанию, а по принуждению. Притом, если я нахожусь в Минске и здесь сейчас более-менее свободное передвижение, то в России всё более жёстко. Я здесь оказалась по своей воле, я предполагала, что могу здесь остаться и случится это на непрогнозируемый период. Выйдем ли мы другие из своих квартир? Все по-разному. Сейчас в Интернете гуляет мем, что те люди, которые говорили, что им на что-то не хватает времени, поняли, что дело не во времени. И с этой ситуацией будет примерно такая же история: кто-то поймёт, что это время менять свою жизнь, а другие выйдут с теми же установками и теми же базовыми ценностями, которые были до изоляции. Кто-то использует возможности, кто-то страдает, а кто-то вообще не чувствует кардинальных изменений. Время покажет, чем это закончится. Я не хочу строить прогнозы ни относительно общества в целом, ни относительно себя.

Беседовала Диана Гуцул.

Нравится? Поделись с другими