Ученица Паттабхи Джойса из Греции — о правках гуруджи, его самой большой мечте, потере и возрождении веры в медитацию, и о том, что практика ни в чём не виновата.

— Кристина, как вы узнали о гуруджи?

— Дерек Айленд был учеником Паттабхи Джойса в 1980-х, а я начала заниматься йогой в 1989-м году в Афинах со студенткой Дерека — Линдой Капетаниу, когда мне было девятнадцать лет. Линда, естественно, рассказывала нам о Паттабхи Джойсе, о его прошлом, о работе, которую он проделал в йоге, и о системе аштанги. Мне стало интересно узнать о нём больше, и я с самого начала уже знала, что встречусь с ним. Это было похоже на цель моей жизни, потому что со второго урока я уже хотела преподавать по этой методике. Позже это стало обязательным: если вы хотели стать хорошим учителем, и у вас были для этого навыки, вы должны были пойти учиться к Шри К. Паттабхи Джойсу.

— Сколько раз вы были в Майсоре у него?

— Я была в Майсоре четыре раза, а училась у него трижды. Я также училась у него, когда он приезжал в Европу и проводил семинары.

— Вы начали практиковать Аштангу с нуля?

— Я немного занималась хатхой, когда мне было 14 лет, но потом на какое-то время оставила её. Однажды я получила приглашение от моей подруги Александры пойти на её уроки йоги: увидев меня, она сказала, что моё тело не для танцев, а для йоги. По сути, это была первая школа аштанги в Греции, и одна из немногих школ в Европе, которая давала этот метод в то время. Школа Линды называлась «Лотос», а её учителем был Дерек.

— Вы помните первый день, когда вы встретили гуруджи? Как это было? При каких обстоятельствах это произошло?

— Мне было 25, когда я встретила гуруджи. В то время я уже была с Дереком, и у нас уже был первый сын Деннис. Дерек решил работать в Гоа по пять месяцев в году, и я поехала с ним. В 1995 году из Гоа я решила поехать в Майсор, поэтому я взяла сына и забронировала себе место в шале Паттабхи Джойса. Я приехала в субботу, которая была выходным днём. Первым, кого я встретила, была Карен, и я спросила её: «Где находится дом Паттабхи Джойса?» По субботам он пел мантры по много часов. Когда я постучала в дверь, он открыл, продолжая петь. Он был одет традиционно, не разговаривал со мной и не переставал петь. Он просто показал мне жестами, куда сесть, как ждать. И в какой-то момент, когда он закончил пение, он сел, и мы перекинулись парой слов. Он сказал мне, в какое время я буду заниматься на следующий день, я объяснила, что со мной мой ребёнок, поэтому он дал мне позднюю смену. Это был весь наш разговор, всего несколько предложений. Я ушла и вернулась на следующий день.

— Какие серии вы практиковали в то время?

— Вторую.

— Ваш муж поехал с вами?

— Нет, ему пришлось остаться на Гоа по работе.

На второй день, когда он узнал обо мне и Дереке, он буквально кричал на меня, пока я ждала за дверью: «Ты! Здесь!» — громко крикнул он.

— Как вам удавалось практиковать с ребёнком?

— Когда я приехала в Индию, ему было всего шесть месяцев. Я очень переживала. В то время всё было немного иначе и заболеть было очень легко. В наши дни в Майсоре везде есть фильтры и вода, ведь теперь там всё более синхронизировано с западным миром. Тогда же мне приходилось как-то справляться, причём не только в Майсоре, но и на Гоа, потому что там работал мой муж. Кроме того, мне было непросто поехать в Майсор, потому что Дерек и его бывшая девушка Радха годами ездили туда вместе.

Паттабхи Джойс был очень-очень-очень традиционным человеком, он не принимал концепцию развода. Передо мной стояла задача установить отношения с Паттабхи Джойсом, которые должны были быть основаны на доверии. В тот первый день он не знал, кто я.

На второй день, когда он узнал обо мне и Дереке, он буквально кричал на меня, пока я ждала за дверью: «Ты! Здесь!» — громко крикнул он. Знаете, он реально был зол. Он буквально игнорировал меня до Курмасаны, и я оставалась в Курмасане, ожидая помощи, стояла и стояла. В конце концов, он пришёл и помог мне, и после аджасмента лёд как будто тронулся.

— Когда вы сказали нам, что гуруджи заботился о детях Дерека, что вы имели в виду? Ваши дети практикуют?

— Он был рядом как член моей семьи всю свою оставшуюся жизнь. Он заботился о детях Дерека. Он всегда рад был их видеть и интересовался, как у них дела. Так у нас сложились очень красивые отношения ученика и учителя.

В этих отношениях было уважение: я чувствовала, что меня действительно уважают, и я уважала его в ответ. И да, все мои дети занимаются йогой, а мой старший Деннис — учитель по нашей традиции.

— Вы говорили с гуруджи о том, что вы новая жена Дерека?

— Нет, нам не нужно было этого делать. На том занятии он как будто прочитал что-то во мне, что ему не нужно было заводить этот разговор. Мы никогда не говорили на эту тему.

— Вы сказали нам, что были в Майсоре четыре раза, и три из них вы практиковали с Паттабхи Джойсом. Последний раз был с Шаратом?

— После моего последнего визита в 2002-ом году я следовала за Паттабхи Джойсом на его семинарах. Я не возвращалась в Майсор двенадцать лет из-за ситуации с переходным периодом, которая сбила с толку многих из нас. Я вернулась в Майсор в 2014-м году, потому что хотела увидеть, как там идут дела под руководством Шарата. Мне нужно было обсудить с ним несколько вопросов, которые я хотела прояснить в голове.

— Был ли это дружеский разговор с Шаратом, потому что вы его давно знаете, или нет?

— Да, это было по-дружески. Мы познакомились, когда нам обоим было по 25 лет. Мы родились в 1971-м году, но я старше на несколько месяцев. Я ездила в Майсор и видела Шарата в Европе на практиках под руководством Паттабхи Джойса. Наши отношения были очень хорошими в том смысле, что мы оба были учениками гуруджи. Несколько раз, когда я разговаривала с Шаратом, он давал мне хороший совет, и он был очень искренним. Общение между нами немного поменялось после смерти Паттабхи Джойса, но, я думаю, это выбило из колеи всех, даже его самого. 

Речь шла о принятии новой роли при других обстоятельствах, и это подтолкнуло его к принятию некоторых решений, которые не многие из нас разделяли в тот момент: нам нужно было время, чтобы поразмыслить над этим.

— Расскажите, как вы воспринимали правки Паттабхи Джойса?

— Я могу говорить только про себя. Я чувствовала абсолютное уважение со стороны Паттабхи Джойса. Ничего «такого» никогда не случалось, я западная женщина, я гречанка, мы всё ещё западные, верно? И я очень хорошо знаю границы. Пока я была в Майсоре и до тех пор, пока не началась ситуация с этим движением, я не слышала ни о чём подобном. Эти слухи ходили много лет после его смерти, несколько учителей говорили со мной об этом, но я никак не могла этого понять. Это было после его смерти, через много лет после его смерти. Из моего опыта… Как женщину, меня очень уважали. И я видела, что те же правки были применимы как к мужчинам, так и к женщинам. Касательно моего тела, энергетического поля, хочу отметить, что ведь это не просто тело, вы знаете, если кто-то чувствует насилие, это не только тело, вы можете почувствовать это на многих-многих уровнях: на уровне мысли, энергии, ауры, но у меня никогда не было такого опыта.

— Вы практиковали тогда с Паттабхи Джойсом дважды в день?

— Я не принадлежала к тому поколению, я из поколения конца 90-х. Я думаю, если кто-то с ним и практиковал дважды в день, то это было в первые годы. Это возможно, потому что важно понимать, что когда я была там, в классе было двенадцать человек, и около семидесяти ждали снаружи, чтобы войти. Итак, он работал буквально с 3:30 утра, когда Шарат практиковал, до 14:00. Двенадцать месяцев в этой маленькой комнате. Очевидно, он был чрезвычайно преданным учителем, особенно для своего возраста. В то время мы практиковали раз в день, но нам не нужно было спешить во время практики, так как он отдавал нам всё своё внимание.

— Чувствовали ли вы, что его отношение к практике изменилось с годами? Между первым годом, когда вы пришли, и последним?

— Нет, его отношение – нет, но отношение студентов – да. Это было то время, когда он вырос в более масштабную и публичную личность, но я ещё не видела в нём коммерциализма, для этого потребовалось ещё несколько лет. Последние два года к практике у Паттабхи Джойса отношение было уже более коммерческим.

Я была там в то время, когда мы просто склоняли перед ним голову, но в следующем году люди уже опускались на колени и целовали ему ноги, затем это стало привычкой. В последний раз, когда я была там, в какой-то момент мне захотелось поцеловать его ноги, а он схватил меня за руку, поднял и сказал: «Что ты делаешь?!». Так что, по сути, он не изменился, и его отношение не изменилось, он остался таким же. Я так же слышала, что даже когда ему приходилось оставаться в больнице, в тот день, когда он вернулся в класс, он был сильным, он был таким же, — я имею в виду, у него была всё та же способность читать нас, как только мы входили в класс.

Майсор — особенное место для занятий. Я предлагаю каждому получить опыт практики в Майсоре. Это среда, в которой вы можете почувствовать влажность и влияние Луны. В Майсоре вы понимаете, почему люди не практикуют в Полнолуние.

— Не могли бы вы вспомнить ещё какие-нибудь ситуации и разговоры с ним? Очень интересно послушать.

— Я расскажу о самом интересном разговоре, который у меня с ним произошёл. Это было в 2002 году, когда я была в Майсоре, в том же году, когда он начал строить свой новый центр, шалу. В то время он жил в доме Сарасвати и, наконец, перебрался из своей маленькой шалы в эту, большую. Я была там с Анни Пейс, когда он хотел показать нам строящуюся «достопримечательность». Он был уже очень стар, ему было  за 90. Чтобы подняться по лестнице, он опирался на стену. Мы были позади и страховали его, чтобы он не упал. Как-то раз он провёл нас на верхний этаж. Над шалой находилась огромная квартира, которая была разделена на четыре небольшие отдельные квартиры. Там была общая гостиная и кухня. Он очень чётко сказал мне: «Квартира Манджу – вон та, Шарата – та, Сарасвати – та, а моя – та». И я спросила: «Как ты думаешь, Манджу вернётся?» Он сказал: «Он вернётся, и мы будем преподавать все вместе, и мы будем жить все вместе». Я хочу поделиться этим с вами, потому что на самом деле это было его желанием. Никто не должен был отделяться от его рода. Это была одна из причин, по которой, когда Манджу приехал в Европу, я позвонила Шарату и сказала: «Я должна служить Манджу сейчас». Я не объяснила ему, почему. Затем он спросил: «Манджу?» и я ответила: «Да, Манджу. Я вернусь, но на данный момент нам нужно продолжать служить Манджу». Тот разговор с Паттабхи Джойсом врезался в мою память, поскольку это был самый важный разговор о любви и привязанности, которые он испытывал ко всей семье; потому что он приложил много усилий, чтобы показать нам это место и объяснить нам, что являлось его самым сокровенным желанием о будущем.

— Это очень трогательно. Опишите нам свой обычный день в Майсоре?

— Раньше у нас была по-настоящему интенсивная практика. Затем, в большинстве случаев, мы лежали часами возле бассейна и разговаривали с другими учениками. Кто-то из нас ездил на экскурсии и тому подобное, но в основном у нас было три места, где мы болтались, общались, а потом отдыхали. Это было из-за жары, а также из-за напряжённой практики, действительно напряжённой. Майсор — особенное место для занятий. Я предлагаю каждому получить опыт практики в Майсоре. Это среда, в которой вы можете почувствовать влажность и влияние Луны. В Майсоре вы понимаете, почему люди не практикуют в Полнолуние. Всё действительно напряжено. Сейчас в Майсоре из того, что я узнала во время своей последней поездки, появились прекрасные учителя философии. Удивительные учителя, которые проводят пуджу, и они придерживаются таких принципов аштанги. Вы увидите, что аштанга не ограничивается одной школой. Там есть так много чем заняться! Например, колледж санскрита. Тогда мы не особо интересовались этими вещами, но теперь они стали более доступны. Паттабхи Джойс был одним из немногих учителей, принимавших западных людей.

— Теперь вы также практикуете медитацию дзэн. Как это дополняет практику аштанги? Самих асан вам недостаточно для этого?

— Мне потребовалось много лет, чтобы понять разницу между медитацией в движении и статической медитацией.

Когда вы двигаетесь, вы являетесь человеком в движении. Когда вы сидите, вы тот, кто неподвижен и наблюдает. Если бы медитация не была необходимой частью (я говорю только за себя), её не было бы в восьмой части сутр Патанджали. Были бы просто асана, пранаяма и так далее. Но есть также дхьяна. Асана и пранаяма — это третий и четвертый пути после ям и ниям. Мой путь к практике медитации поменялся несколько раз, потому что фактически после смерти Дерека я потеряла всякую веру в медитацию. Для меня это был страшный удар. Мне потребовалось пятнадцать лет, чтобы оправиться от его смерти, потом я снова вышла замуж и так далее. К тому моменту у меня уже был центр йоги на Крите, когда я получила письмо от одного мастера дзен, который хотел изучать аштангу. Он выбрал мой центр, пришёл и начал свою практику с нуля. Я была в ужасе: у него 25 лет обучения, он пользуется огромным уважением как мастер дзэн, занимается высшей формой обучения и медитирует большую часть своей жизни. Я сказала ему, что мне нечему его научить. Но он сказал: «Нет, тело — другое дело». Итак, он приходит и начинает медленно-медленно учиться аштанге, и одновременно начинает обучать меня данному способу медитации. Это оказало огромное влияние на мою жизнь. Во время обеих этих практик у вас открываются глаза. По сути, во время сидячей медитации мы единственные, кто неподвижен, и мы просто видим, как наши чувства реагируют на то, что происходит здесь, вокруг, на чувства, возникающие внутри, как мои чувства реагируют на всё происходящее. В качестве самонаблюдения, когда вы выполняете практику аштанги, вы создаёте звук дыхания уджайи. С этим звуком вы становитесь субъектом, который на самом деле исследует, сканирует пространство вокруг. Это открытие пространства чувствами. Прекрасно, как они сочетаются друг с другом. И красота аштанги в том, что вы можете сочетать её с любой духовной практикой, которая вам нравится, потому что это тело, а тело никогда не лжёт. У тела есть свои потребности, и аштанга может удовлетворить их. Она не заменяет вашего любовника, ваши семейные отношения или что-то ещё, но она —среда, которая благоприятно влияет на вашу жизнь, чтобы вы могли наслаждаться красотой этой жизни. Далее идёт личный путь, духовный путь, у кого-то может быть своя религия, свой гуру, но это что-то очень личное.

Если человек приходит ко мне в йога-шалу, я не вижу в нём ученика, я вижу в нём будущего учителя. Так это вижу лично я, не буду говорить за других учителей. Я здесь не для того, чтобы воспитывать студентов, я здесь, чтобы передать знания определенного уровня, чтобы кто-то мог ими потом поделиться.

— Как далеко вы продвинулись в сериях с гуруджи?

— По правде говоря, моим наставником по асанам был Дерек, потому что он довёл меня до конца третьей серии. Я практиковала очень мало асан второй серии с Паттабхи Джойсом. Но это было что-то, уже данное как знание. Знания, которые я получила от Паттабхи Джойса, будучи ученицей, были чем-то иным, не выше и не ниже. Это был другой подход к эмоциональному интеллекту, как к личности. У него была способность понимать эмоциональное состояние ученика в любой момент. Он обладал осознанностью и чувствительностью, поэтому он сразу видел, когда вы грустите или дрейфуете, и использовал свою строгость, чтобы вывести вас из этого бесполезного настроения. Однако, в то же время, он мог понять вашу душу. Знаете, он не хотел, чтобы мы нашли в нём гуру. У него была внутренняя красота, с которой можно было познакомиться.

— У вас есть своя шала?

— В данный момент у меня есть шала только на лето. Мы следуем тем же путём, в том смысле, что после десяти лет работы на ретритах я поняла, что люди хотят проводить йога-каникулы. Просто выполнять свою практику утром, а затем иметь возможность делать всё, что они хотят. Зимой я езжу по мастерским. Прошлой зимой я преподавала онлайн.

— Вы считаете, что ваша методика такая же, как у Дерека или Паттабхи Джойса?

— Что касается методики, то я ничего не меняю из того, что я узнала, структура та же. За прошедшие годы в Майсоре произошли некоторые изменения, потому что, очевидно, некоторые асаны нуждаются в правках, и один человек не может отрегулировать сотню человек. Им пришлось убрать эти позы. Но, знаете ли, мне не нужно этого делать. Я до сих пор работаю старым образом.

Когда Паттабхи Джойс учил Дерека, он дал ему три дополнительных асаны. Это Хануманасана, продольный и поперечный шпагаты, после прасариты. А после поднятия руки в паршваконасане он разрешил Дереку заводить руки назад и соединять их. Причина в том, что это было очень полезно для практики Дерека, а также помогло ему в раскрытии, потому что он был очень жёстким в пояснице. То же самое было дано и Тиму Миллеру. Так что Тим Миллер работает аналогичным образом. У меня была практика с известными учителями, мне повезло получить этот опыт, но я всегда возвращалась к тому, чему научилась у Дерека, потому что это работает.

— То есть, по вашим словам, некоторые позы были убраны из серии, потому что их нужно было править? А когда стало слишком много учеников, Паттабхи Джойс просто не успевал править всех. Так это было?

— Паттабхи Джойс и Шарат были единой командой и прекрасно справлялись со всеми правками. Что касается Шарата, я считаю, что он не может ходить и править стойки на руках каждому, поэтому стойки практикуются, конечно, но в основном самостоятельно. Вы не можете обойти сотню человек и поставить их в стойку на руках, как видно на старых видео с Паттабхи Джойсом. Затем, в конце уттхита хаста падангуштхасаны, мы поднимали ногу к голове обеими руками, и Паттабхи Джойс приходил и помогал. Но эту асану убрали, потому что, опять же, в настоящее время эту правку нельзя сделать каждому. Я думаю, причина в этом. На видео же мы действительно видим, что он подходил к каждому и помогал с этой позой.

— У вас сейчас выходные по лунным дням?

— Я никогда не соблюдаю лунные дни, потому что я нахожусь в Греции, и на физическом уровне Полнолуние не так сильно на нас влияет. Я чувствую, что в наши дни стоит быть немного осторожнее, потому что на Луну наши тела реагируют так же, как и Земля. Тем не менее, лично я не соблюдаю эту традицию, потому что если я чувствую, что могу хоть немного попрактиковаться, хоть половину обычного времени, то я делаю это, ведь практика всегда приятна.

К тому же я мать, у меня есть обязанности и все такое, поэтому у меня не всегда, не каждый день есть время для практики. Наибольшая проблема заключается в том, чтобы найти время для практики. Если вам был дан день для практики в Полнолуние, то вы должны быть благодарны, знаете ли. Но это мои мысли. Если бы я жила в Индии или, может быть, в Великобритании, у моря и там, где чувствуется сильное влияние Луны, я бы не стала практиковать.

— Как вы начали преподавать?

— Моя учительница была великолепна, она была ученицей Дерека. Я жила в двух часах езды от её школы, но я хотела как можно больше следить за занятиями йогой в шале. Она приняла меня, когда я перестала танцевать. Я поговорила со своим учителем танцев и сказала: «Я не знаю, что сказать, но у меня есть сильное предчувствие по поводу того, чем я начала заниматься сейчас. Я считаю, что мне нужно больше внимания уделять этому направлению». Я не могла танцевать после аштанги. Я приняла решение каждый день ходить в шалу. Со второго года я начала работать в шале администратором. Я сделала это, потому что хотела большую часть времени находиться в классе, слушать, делать заметки. Я выполняла свою практику, а затем весь оставшийся день я просто следила за йогой для беременных, йогой Айенгара, аштанга-йогой, йога-терапией.

Она была замечательным учителем: она открыла мне этот мир и поддерживала чувство любви к йоге. Через год она сказала мне, что мне нужно медленно-медленно начинать править. Ещё она сказала, что мне также нужно менять учителей. Я практиковала до навасаны два года. Она сказала: «Я не могу вести тебя дальше. Ты можешь перейти к Паттабхи Джойсу или к Дереку». Когда я оказалась с Дереком, он полностью запретил мне преподавать. Он сказал мне: «Ты должна дойти до третьей серии, ты должна ассистировать много-много часов». Ассистирование на самом деле не помогает учителю, потому что, когда у вас есть помощник в классе, он не помогает вам, он учится. Это вы, наоборот, каким-то образом ему помогаете. Через некоторое время Дерек разрешил мне обучать новичков в углу класса в течении двух лет, прежде чем разрешил мне вести его класс в одиночку. Итак, два года я провела в этой роли, я оставалась рядом с ним, чтобы каждый день отрабатывать правки. Два года я учила только начинающих. Когда он заболел, прошло уже шесть лет с начала наших отношений, я уже закончила третью серию и имела двух детей, прошла курс обучения преподаванию рядом с ним, училась у него: он останавливал меня, когда я делала ошибки со студентами. И только тогда, наконец, он позволил мне самой проводить уроки майсора. Я не знаю точно, когда я начала преподавать. Думаю, что это было через два года после того, как я начала свою практику, но на самом деле я всё ещё учусь.

— Как вы думаете, это правильный путь для всех, кто хочет стать учителем?

— Вам понадобится два года, чтобы стабилизировать отношения с этой системой и сказать: «Теперь у меня есть обычная практика». На создание ежедневной практики уйдёт два года. Это не для всех, но в большинстве случаев, когда человек практикует в течение двух лет, уже можно начать думать о том, чтобы поделиться ею. Я имею ввиду не «научить», а «поделиться». Если человек приходит ко мне в йога-шалу, я не вижу в нём ученика, я вижу в нём будущего учителя. Так это вижу лично я, не буду говорить за других учителей. Я здесь не для того, чтобы воспитывать студентов, я здесь, чтобы передать знания определенного уровня, чтобы кто-то мог ими потом поделиться. Как будто вы готовите прекрасную еду и хотите с кем-то разделить ее. Одна из самых прекрасных особенностей этого метода заключается в том, что он был создан для того, чтобы им делиться. Когда вы сосредоточены на своей практике и на своей любви к людям, не имеет значения, сколько времени это займет, пять-шесть лет … Они пролетят мгновенно при условии, что вы достаточно сознательны и способны учить. Мы знаем фантастических практиков, которые не хотят учить, и это нормально. Бывает и наоборот. Если вы кого-то учите, значит, вы даёте ему инструменты для практики и правильного распространения этой практики.

— В чём основная разница между вашей сегодняшней практикой, и той, когда вы только начинали?

— Давайте поговорим об обычных вещах, за которые нужно быть благодарным. Тело меняется, но после многих лет практики вы понимаете, что самое главное — это ваши отношения с самим собой и с вашим телом. Важно, чтобы тело оставалось сильным, и чтобы вы могли помогать другим. Тело меняется. Сейчас моя спина стала более жёсткой. Раньше я легко ловила лодыжки в Капотасане, но теперь я могу дотронуться только до пальцев ног. Но ощущение то же самое: я благодарна за то, что в моей жизни есть практика. Важно не то, где находятся ноги — ниже или выше, — а осознанность, которую вы чувствуете, как вы сканируете движение через дыхание, как чувствуете каждый сантиметр. Когда ты порезал палец, то это больно, правда? Вы осознаёте влияние каждого миллиметра, то, как это влияет на ваше тело. В этом прелесть старения. Вы чувствуете каждую часть и то, как она влияет на тело. Будь то жёсткое тело, гибкое тело, слабое тело, тело без равновесия — это всё тела. Изучение вариаций и способность сканировать себя, чтобы осознать свой уровень в этом пространстве, чтобы на самом деле понять, что ваше движение также должно быть в равновесии в том числе и с пространством, а не только внутри вашего тела, учишься не тревожить это пространство. Теперь, когда моя практика уже не такая «супер-пупер», как раньше, я понимаю, как не тревожить пространство. Так здорово, когда ваши чувства могут перемещаться в окружающей среде как внутри, так и снаружи. Так что, думаю, практика становится лучше. Я хочу умереть и заново родиться с моей практикой, так как она — мой близкий друг.

Мы рассматриваем практику как предмет. Мы говорим о практике, как о вещи. Нет, практика — это часть того, кто практикует, она не может быть в чём-то виновата.

— Сталкивались ли вы с травмами во время занятий?

— Сотни раз. Но даже через травмы вы понимаете, где находитесь. Учитель, проходя через травмы, получает целительные знания; затем он применяет эти знания к студентам. Это как река, правда? Они переходят эту реку, затем поворачиваются, чтобы взять других людей за руки и провести их через реку, потому что травмы приходят не для того, чтобы создавать нам проблемы, а для того, чтобы избавить нас от проблем. В большинстве случаев одна и та же поза, которая привела к травмам, если это произошло во время практики, она также может вылечить её.

— Манджу всё ещё преподает?

— Да. Он сейчас в Америке, но обычно он много путешествует. Но теперь с коронавирусом это невозможно. Ждём его приезда в следующем году.

— Сколько ему сейчас лет?

— Думаю, 76. Он взял много качеств своего отца. Он очень чувствительный, потому много лет был вне своей страны. Он очень искренен, так что общаясь с ним вы почувствуете его аутентичность. Как житель США он прекрасно знает западный образ мышления, но при этом он остаётся очень искренним и хорошим человеком.

— Как вы думаете, он собирался вернуться, когда умер Паттабхи Джойс?

— Конечно, но обстоятельства ему не позволили. Может, это и к лучшему. В то время я волновалась, что это произойдёт. Но нам не надо было знать, что происходит, мы просто могли поддержать и уравновесить ситуацию, потому что Манджу очень чувствителен. Я очень рада, что Шармила сейчас в Майсоре, вы можете увидеть эту прекрасную женскую энергию, которая имеет больше смысла и больше уважения к остальной семье.

— Что вы считаете самым сложным в практике?

— Скажу то, что говорил Дерек: «Просто встань перед ковриком». Как только вы дадите себе такую ​​возможность, хотя бы на двадцать минут … Большая часть работы происходит в первые двадцать минут. Когда вы даёте себе возможность встать перед ковриком и запустить движение, через двадцать минут наступит этот пик. Когда тело берёт это на себя, кажется, что вам даже не нужно пытаться. Итак, я предлагаю всем, кто испытывает трудности с выполнением практики в середине, думать об одной позе за раз, по очереди, и это самое прекрасное в практике. Если вы попросите своё тело думать о пяти вещах одновременно, это будет сбивать с толку, наша нервная система встрянет. Но если вы научитесь делать что-то одно за раз, тогда тело будет знать, в каком ритме двигаться. Не торопите время, не говорите: «Я сделаю это через час». Не думайте о том, что вам нужно делать, просто делайте шаг за шагом.

— Но иногда это бывает очень сложно!

— Да! Но это красота жизни. Даже если ваше тело окоченело, ему нужно двигаться! Если ваше тело в своей лучшей форме, гибкое, это хорошо, вы чувствуете больше энергии. Но если возникают трудности с гибкостью, тогда телу действительно нужна практика. Подумайте, как мы об этом говорим… «Это ошибка практики!», «Это моя практика». Мы рассматриваем практику как предмет. Мы говорим о практике, как о вещи. Нет, практика — это часть того, кто практикует, она не может быть в чём-то виновата. Что может испортить практику? Только отсутствие дыхания и отсутствие любопытства.

Только это может испортить практику и стать причиной травм. Итак, вам нужны вариации, которые позволят дыханию продолжаться. Связь с дыханием делает эту практику хорошей.

— Вы практикуете более двадцати лет. Что до сих пор ведёт вас к коврику?

— Тридцать лет! Тело ведёт меня к коврику. Если оставить практику на время, на три дня, на четыре, то вы почувствуете это. Айенгар даже измерил отдачу от практики. Он сказал, что это длится три с половиной дня, поэтому он говорит, что вам нужно заниматься минимум два дня в неделю. Эта жажда исследования тела, настоящего момента, того, кем я являюсь сейчас, как я могу использовать этот момент с пользой для себя, что мне нужно, чтобы настроить дыхание, повысить энергетический уровень внутренних систем. И у меня есть всё для этого. Вот что мотивирует меня практиковать.

Беседовали Ася Кудрявцева и Галина Кисанд.