Артём Алексеев и его супруга, а по совместительству ассистент Марина Тотчасова – живут в холодном Сургуте и единственные в городе преподают метод аштанги. Те, кто знают пару лично, в их историю посвящают других как в сюжет прекрасного фильма: он – практиковал хатху и просто гулял по индийскому пляжу, пока это не привело его к учителю. Она – просто организовала праздник для друзей, предусмотрев помимо прочих развлечений и класс по йоге. А потом они в Индии оказались вместе и он – скромный русский парень – на глазах у практиков со всего мира встал на колено и сделал ей предложение.
О дисциплине, агрессии, боли и снова дыхании, о том, есть ли место ревности на коврике, и важно ли, чтобы партнёр по жизни смотрел с тобой в одну сторону – в нашем интервью.
Цирк и итальянский мафиози
— Артём, Марина, привет! Как вы там сейчас? Шала закрыта?
Артём: Да, у нас шала закрыта пока. Мы оба ведём онлайны, я веду лэд-классы четыре раза в неделю, так как не понимаю, как вести Майсоры: когда говоришь с кем-то, в группе много одинаковых имён, все отвлекаются и получается каша, поэтому я решил остановиться только на лэд-классах. Кто давно занимается, тот самостоятельно «майсорит» дома, а кто новички – с теми занимаемся. Хотя часть, конечно, отпала.
Марина: Я веду хатху, а в студии на аштанге ассистирую Артёму. Новички, конечно, сейчас особо нуждаются в поддержке, не все справляются с происходящим, но многие продолжают практиковать, держатся.
— А у вас бывают такие моменты, когда необходимо проявить силу воли для того, чтобы начать личную практику?
Марина: Можно я начну!? Потому что у меня всё проще, у меня есть Артём (смеётся). Бывают, конечно! Особенно зимой: у нас затяжные зимы, постоянная темнота, вставать нужно в 4.30 каждый день и идти на занятие, у меня бывают с этим сложности. Но у меня есть Артём, и он меня подстёгивает.
— Как это «технически» происходит? Ты просыпаешься и говоришь: «Артём, я не хочу практиковать»?
Марина: Это так бывает: я говорю: «Мммм, что-то мне не хочется…», а он говорит: «Ну, оставайся дома». Но я понимаю, что всё-таки нужно вставать и идти. То есть он не говорит мне: «Ты чего как размазня», но я знаю, что где-то внутри он так думает (смеётся), или я сама придумываю, что он так думает, поэтому я встаю и иду умываться. Это меня контролирует.
— Артём, а у тебя как? Тебя кто контролирует?
Артём: У меня нет с этим проблем…
— Это наработалось с опытом и годами или сразу была такая дисциплина?
Артём: Я занимался хатха-йогой…
— Так, нет, давай тогда начнём с самого начала: ты родился в Сургуте?
Артём: Нет, я родился на границе Башкирии и Челябинской области, и через год меня привезли в небольшой городок Лянтор, это Сургутский район. На время учёбы в университете уезжал в Саратов, где учился на факультете компьютерных наук и информационных технологий. А четыре года назад из Лянтора перебрался в Сургут. Рядом со мной, метрах в пятидесяти, был спортивный комплекс, и там была йога. Это потом я анализировал и понял, что йога всегда была рядом, но я не замечал её: в детстве я в лотосе сидел и все говорили «йог-йог», в университете меня звали на йогу, а я говорил: «Вот вы, девчонки, идите и занимайтесь». Я же каратэ занимался, восточными единоборствами. Потом пошёл на футбол, там мне поотбивали ноги, и я понял, что нужно что-то другое искать. И только через год я пошел на практику йоги, собрал при этом с собой кучу народа, говорю, пойдемте, здоровый образ жизни, все дела, там травм точно не будет. Пришёл, — это был ноябрь, — а там мой давний знакомый, он помнит меня ещё совсем мелким. И он такой: давай, приходи, будем заниматься. Я говорю, что пришел только узнать про всё, посмотреть, у меня ни одежды с собой, ни коврика, а он говорит: «Ничего, проходи». Я пришёл на следующее занятие.
— Это сколько тебе было?
Артём: Лет 28. Я уже работал по специальности и искал, чем ещё заняться. И вот мы начали заниматься, но весь народ, который пришел со мной, — они отвалились, я остался один с тётеньками, мы практиковали хатху. У нас был большой комплекс – цигун, пранаяма, суставная гимнастика. По три часа занятия у нас шли. Так здорово и интересно всё было, время летело незаметно.
— А те, кто не продолжили с тобой заниматься, они называли причину?
Артём: Нет, просто говорили, что это «не моё», не та практика, чтобы дышать и тянуться.
— У тебя не было «стадного» чувства, когда большинство говорит, то, может, они правы, «это не круто» и не стоит этим заниматься?
Артём: Нет, мне было любопытно, и я хотел это делать, это были новые ощущения. А через год я начал планировать отпуск с теми людьми, с кем мы занимались. Я думал, куда бы поехать, а так как нигде раньше не был, то мы решили полететь на Бали. Начали собираться, узнавать информацию, но мой учитель Григорий внезапно говорит, что в декабре собирается в Индию, мол, поехали вместе. Я такой раз – планы поменялись, и мы еще ни билетов, ничего не покупая, прикинули информацию, поняли, что получается дешевле, и поехали на две неделю в Ковалам, Григорий там уже был несколько раз. Панчакарма, практики, пляж, храмы – мы везде лазили. У нас осталось три дня до отъезда, и он мне говорит: «А пойдем на аштанга-йогу», я говорю пойдем.
Марина: Нет, он сказал: «Давай я тебе циркачей покажу!»
Артём: Да, говорит, посмотришь на циркачей и итальянского мафиози. Я был рад. До этого мы пробовали последовательность, но вразнобой как-то, я ничего не понял, и готов был ещё раз попробовать. Мы пришли, выходит Лино, спрашивает, заниматься ли пришли, на сколько дней. Я говорю, на три, а он: «Нет-нет-нет, минимум неделя нужна, вы ничего не поймете», — как обычно эмоционально он отреагировал. Но я уговорил его, он пустил нас, мы позанимались три дня – у меня сохранилась эта запись, как я там занимаюсь в майке, весь мокрый. Мне там Стефано помогает, подсказывает последовательность, и Дэнис из Австралии. Я такой «вау, как круто», но я всё равно ничего не понял – что это и как этим заниматься, и вернулся домой, а там информации никакой, ни книжек, ничего. Были какие-то видео, я стал тихонько заниматься, но снова ничего не понял. Забросил, мы продолжили практиковать хатху. Через год мы опять отправились в Ковалам: хотели попутешествовать по северу Индии, в Дели, Агру, Вриндаван. Я гуляю по пляжу, и Лино идёт с дочкой, и говорит: «Привет, Артём, когда я тебя увижу на занятиях?» Я такой бах, думаю, блин, надо идти. Думаю, как так?! Это я потом только узнал, что он имена все запоминает на раз-два. А тогда я воспринял это как знак, сказал, что после путешествия по северу вернусь и на две недельки зайду. Всё, я вернулся, мы позанимались. Лино сразу поставил меня перед столбиком, где Паттабхи Джойс, — я там мощно потел, старался, это были продуктивные две недели. Вернулся домой и понял, что надо этим заниматься. Сначала я начал раз в неделю, потом стал прибавлять, по вечерам заниматься.
— В остальное время хатхой продолжал заниматься?
Артём: Да. Потому что раз в неделю я позанимался аштангой, у меня адски всё начинало болеть, и на хатхе я уже отходил. А потом опять и опять. Тогда же я решил ехать к Лино на следующий год. Стал планировать поездку и стал прибавлять количество практик в неделю. Приехал потом на три недели, но понял, что даже этого не хватает, нужно больше. Подумал: всё, приеду в следующий раз минимум на месяц. А так как я работал, я подгадывал так, чтобы прибавить отпуск к новогодним выходным, и как раз получалось нормально. Когда я вернулся домой, то решил попробовать заниматься с утра, как в Индии: там ведь я могу и это круто. А приехал – у нас мороз, день начинается с 11 и до 15 только светло, в остальное время темно. Я в 4 утра встал и понял, что это невозможно: в коматозе просыпаешься, потом ещё работать. Но я понимал, что надо что-то делать, и решил время подъёма уменьшать на пятнадцать минут. Просыпался в 6.30 до этого, завтракал, ехал на работу. Теперь вставал на 15 минут раньше каждый день, делал Сурью Намаскар сперва, потом стоячие асаны прибавились и вроде как нормально, тело перестало стрессовать – тогда и начался период его понимания – как оно работает, как реагирует на это всё.
Просто дыши и просто повторяй
— Сразу уточню: когда ты хатху практиковал — это были вечерние занятия?
Артём: Да, мы по вечерам занимались. Это было в группе: они занимались, а я тихонько в уголочке вставал и делал аштангу. К сожалению, нигде у нас не занимались аштангой. Я искал, находил, но везде, где было написано «аштанга-йога» — это была не она, были отдельные элементы. А так как я уже видел, как это практикуется, то я понимал, что это не то. Так что у русских я ни у кого не учился, только у Лино Миеле и Марка Дарби.
Я начал вставать раньше и раньше и практиковать. И всё, начались проблемы – полезли все мои старые болячки: стали болеть свёрнутые кисти, ныть колени. Плюс я неуклюжий и постоянно падаю, я много раз травмировал колени. Потом я приехал к Лино, говорю ему, что вот, у меня травма, а он говорит: «Ничего страшного, практикуй». На следующий год приехал, говорю, у меня другое колено заболело, а он говорит: «Ничего страшного, практикуй. Тихонечко, но практикуй». На первом этапе я очень уставал, не понимал, что делать с нехваткой сил, а Лино загонял меня в Лагху Ваджрасане и объяснял, что на одной физике я не вытяну. Пока не задышу, не пойму, как практика работает.
«Подключай концентрацию и дыши, соединяй это всё». И всё, на следующую практику у меня получилось. Я понял, что помимо физики есть что-то ещё, что дает энергию, — это дыхание. Именно это каждое утро позволяет мне проснуться и идти на коврик, расстилать его и заниматься. Я знаю, что, если у меня нет сил или беспокоит травма, мне просто нужно её продышать. Если я буду дышать, то всё будет в порядке. И всё, пошло-пошло изучение работы моего тела. Правда, был критический момент, когда всё начало рушиться – тело начало все болячки вытаскивать, люди перестали меня понимать, потому что я агрессивно начал говорить. Родственники не поддерживали меня, и я на два месяца забросил йогу. Был такой период, да… Но потом – мне казалось, что если я вернусь к обычному образу жизни, то все устаканится, но ничего не происходило. Тогда же Григорий сделал операцию на колене и попросил меня вести занятие. Я ему объяснил, что не умею, а он в ответ: «Я наговорил, а ты просто показывай». Я согласился и это меня вернуло в йогу, я стал вести хатху. Он наговаривал запись, я показывал. Часть людей сразу отвалилась, потому что это неинтересно стало, и я понял, что надо что-то делать, обычное показывание не помогает. Я начал пробовать сам, изучать последовательности. Я никогда не хотел вести занятия, я практиковал только для себя. А так… я практиковал себе аштангу в уголочке, друзья видели и стали говорить, что тоже хотят. Я говорю: «Ладно, но я не знаю, как вести, просто садитесь и повторяйте за мной». Они стали повторять за мной, а так как я сильно старался, то они умирали. Тогда я понял, что и так тоже дело не пойдёт, надо больше углубляться в практику – не только свою, но и преподавания. Когда я приезжал к Лино, я сидел и до последнего смотрел, как происходят отношения учителя-ученика, как ассистенты правят, как практика происходит. Так я учился всё время: каждый раз приезжая, я наблюдал, как Лино общается со студентами. Я смотрю на это, заряжаюсь и привожу это с собой домой и так общаюсь со своими студентами. Потом уже в моей жизни встал выбор поехать к Лино в школу ассистентов или к Дарби, я не смог накопить достаточное количество денег и поехал к Дарби. Тогда же я познакомился с книгой «Анатомические поезда», но особо пользоваться ей не умел. В первый же день Дарби стал говорить про анатомические поезда, и я такой «тыщ! Вот оно! Соединилось!» Это был большой прорыв для меня, я стал понимать, как работает тело. Тогда же я решил, что при наличии возможности буду учиться на его курсах. Но это не про смену учителя, нет. Будет возможность – я поеду к Лино, не будет такой возможности, но будет возможность ехать к Дарби – поеду к нему. Так я начал потихонечку развиваться в практике преподавания. Это сложнее для меня, чем работать над собой.
— А что тебя удерживает в преподавании?
Артём: Ученики. Плюс я понимаю, что это полезно.
—Ты в итоге ушёл с основной работы или совмещаешь?
Артём: Нет-нет, это было четыре с половиной года назад. Был момент, что на Коваламе всё сошлось, можно так сказать. Лино сказал, будь внимательнее, ты будешь общаться со своими учениками, — это был как звоночек. Потом я встретился с астрологом Ша, мы с ним пообщались, я спрашивал его, что делать. Потом я вернулся домой, вышел на работу и там такие моменты полезли и их было столько, что я понял, что я не смогу там оставаться. Я уволился, в Сургуте нашёл студию и написал им. Я переехал, у меня был капитал, чтобы прожить год, я всё рассчитал, меня тут же взяли в студию на условиях, которые меня устраивали. И начал вести занятия, но утром пришел один человек.
— Ты знал его?
Артём: Да, это была знакомая, она тоже хотела практиковать. Были дни, когда она не могла и тогда никто не приходил, я один занимался. Так длилось полгода. Был момент, когда я уже хотел искать работу, понимая, что нужно что-то делать. При этом весной был курс Дарби, и я спустил на него все деньги. И вот когда я вернулся с него с мыслями, что надо идти искать работу, стали приходить люди. Сначала два человека, потом три, и пошло-пошло, я понял, что им это нужно. Сначала это были лэд-классы под счёт, людям сложно понять, что такое Майсор. Когда я попробовал сделать Майсор, — это было нечто, класс превращался в болтовню – что, куда, где. Но раз в неделю мы начали прибавлять такой формат. И утреннюю практику люди оценили, сразу просекли эту фишку. Те, кто утром занимаются, для меня герои – я по себе знаю, как это тяжело. Они сразу Майсор прихватили и стали включаться, ведь ты можешь прийти, позаниматься и после ехать на работу. Сейчас у меня уже сформировалось расписание – раз в неделю лэд, по утрам Майсоры. Эта закалка, которую мне самому пришлось пройти, помогла мне в работе с людьми, я понимаю их легче и мне легче было им давать. Сколько раз у меня было, когда я весь год делаю одно, а потом приезжаю к Лино и оказывается, что я весь год делал не то. Лино меня поправлял, я возвращался, начинал всё заново делать, а потом приезжал в Индию и опять выяснялось, что я делаю что-то не то. Из-за этого был долгий период в моей практике, меня никто не мог поправить. А у моих учеников такая возможность есть, я могу им помочь сразу. Поэтому они стартанули сразу и легко. К тому же я весь травмирован, я долго восстанавливал колени – тоже за счет практики. И чтобы этого не было, мне с каждым приходится индивидуально работать, чтобы их не травмировать.
— Травмы твои это из прошлого, так?
Артём: Это футбол, карате…
Рука об руку
— А можно подробнее про период агрессии? Ты пытался вовлечь родных в свой образ жизни или в чём это проявлялось?
Артём: Это проявлялось во всём. Ты начинаешь меняться, а люди тебя не понимают. Им сложно, у них есть стандартное видение жизни: поел, отвел детей в садик, пошёл на работу, вернулся, поел. На какие-то моменты эмоционально реагируешь, ответная реакция тоже соответствующая. Ум меняется, я уже знаю, что можно по-другому это сделать, но не получается. Даже, например, о питании – вы все «трупоеды», вы все помрете. Я понял, что получаю только агрессию и надо что-то менять. На вопросы о еде просто стал говорить, что доктор сказал не есть такое, что это временно. Смотрю, люди адекватно реагируют, думаю, о, нормально. Начал шутить и за счет этого напряженность пропала. Я понял, что агрессивно нельзя, тебя не понимают. Будешь мясо? Не сегодня. Потом они уже специально для тебя нарубят таз салата. Что-нибудь скажешь – нормально реагируют, а что-нибудь – поймешь, не готовы. И так начало формироваться всё общение — сначала с собой, потом с остальными. Часть друзей сразу отвалилась, наверное, у всех так происходит. Зато появились новые.
— Тяжело давались эти перемены?
Артём: Мне хотелось, чтобы люди тоже почувствовали то, что ощущал я, но мне не хватало знаний, как этим делиться, и происходила агрессия. А агрессия на агрессию ни к чему хорошему не приводит, всё просто уходило куда-то.
— Можешь на уровне ощущений сказать, что тебе давала практика? Что менялось в твоей жизни, после чего ты выбрал этот путь?
Артём: Она заряжала, давала такую энергию! Я так хорошо себя чувствовал, что это перевешивало. Не возникало мысли вернуться к прошлой жизни, выпить пивка, поесть мясо. Я вообще практик по жизни, я только на практике чувствую информацию. Я проснулся и почувствовал, что не хочу – и всё, я перестал пить. Перед поездкой в Индию я рыбу ел, думал, приеду и поем заморских морепродуктов, а приехал, увидел и понял, что не хочу. И сейчас так получается – опыт, который я получал, запоминал. В университете я отравился майонезом и всё, больше я его не хочу. С яйцами также. Тело всегда нам говорит, что нам нужно, а что нет. И когда ты начинаешь прислушиваться, ты понимаешь это. Я всегда призываю своих учеников подружиться со своим телом.
— Сейчас ты и Марина вдвоём ведёте в городе аштангу?
Артём: Да. Есть люди, которые что-то пытаются, но они не знают последовательности.
— Вы описываете условия жизни в регионе, нет желания переехать?
Марина: Периодически на меня находили такие мысли, но в последние годы я подуспокоилась. А Артём – это стабильность, это дисциплина. Порой мне не хватает солнца, близости природы. Я бы в деревню куда-нибудь уехала, личной практикой занималась.
– То есть речь даже не о Москве, Петербурге, каком-то крупном городе, а о деревне?
Марина: Да. Но мы понимаем, что сейчас пока лучшее время быть именно здесь.
Артём: Эта практика сформировала во мне такое, что где бы ты ни был — ты потащишь всё, что внутри есть. И пока ты с этим не разберёшься, то какой смысл, что ты куда-то поедешь? Когда будет такая возможность, то мы переберёмся куда-нибудь. Мы даже рассматривали одно время некоторые варианты, но успокоились, да, особенно в сегодняшний период.
Марина: И плюсы — тут ведь они тоже есть. Один из – Север учит дисциплине, он закаливает характер.
— И как же ваши пути пересеклись? Марина пришла на аштангу?
Марина: А вот и нет (смеются). Я уже потом пришла. Я организовывала небольшую вылазку на природу для друзей, с палатками, с развлечениями. Но по мере организации этого праздника я смотрю: десять человек собрались, двадцать, к пятидесяти идёт… Я понимаю, что это уже не маленький праздник, уровень организации уже должен быть другой, и что в итоге выходит крупный фестиваль.
— Это был род твоей деятельности? Или как?
Марина: Нет-нет, это был просто позыв души.
— То есть ты сидела дома и подумала, не собрать ли полсотни человек на природе?
Марина: Я хотела небольшую встречу сделать, но я тогда прям всю себя вложила в это мероприятие, оно мне прям по душе было. Суть в том, что тогда я начала думать, что нужно йогу организовать, питание, хороводы… Я тогда практиковала хатху, это было совсем бессистемно, шалтай-болтай, могла месяц мощно позаниматься и на два пропасть. А тогда я начала всё организовывать и искать преподавателя йоги. И так через знакомого ко мне Артём пришел.
Артём: Дай я предысторию расскажу. Вообще пригласили друзей моих, которые должны были вести занятия. Я сказал, что не знаю, как вести йогу на природе, тем более в наших условиях – то дождь, то солнце. Сказал, я не смогу вести – мы прогреемся, сядем на землю, и вы простудитесь. Но у друзей не получилось поехать в тот день, ну и я говорю – поехали, разберёмся на практике. И вот я приехал.
Марина: Да. Он, конечно, такой наглый: стоит, я разговариваю с ребятами, решаю организационные моменты, и вдруг: «Ты Марина?» Ага. Отвернул меня от всех, обнял: «Я Артемий, я веду йогу, показывай где, что». В общем, сразу перехватил инициативу.
Потом мы, получается, в этот же день позанимались йогой, по лесам побегали, квесты поделали, хороводы поводили, и разошлись – я уехала в отпуск. А вернулась, и всё как-то так быстро случилось, что мы стали вместе.
— А как именно? Увиделись, позвонил, написал?
Марина: Написал. Ты ведь мне написал, да? Ага, я бы тебе написала (смеётся). Маячок какой-то кинул в своём стиле, очень сдержанно. И всё, началось у нас небольшое общение, пока я была в отпуске. А потом я вернулась и у нас был праздник, день нефтяника – и мы там встретились, он взял меня за руку и как-то всё началось…
— и повел на Майсор-класс.
Марина: Да, примерно так. Через пару недель я пришла в зал. До этого мне казалось, что в нашем городе вообще ничего нет, поэтому аштанга мне показалась каким-то таким тайным знанием. Я занималась хатхой, в жизнь входили уже новые привычки, но мне всё равно казалось, что аштангу практикуют особенные люди. Я пришла в зал, а в отпуске я еще набрала несколько килограмм, и для меня это, конечно, было такое… Мне так тяжело было. Но мой внутренний огонь говорил «ох, кайф, ох, классно как, вот это да!». Я ушла в восторге. Причём самое интересное, у меня был такой диссонанс серьезный: мы познакомились с Артёмом на празднике, там хохотушки, веселушки, он улыбается, хохочет все время, а в зал прихожу – он молчит, на меня не смотрит, руки как-то так поправляет резко, ноги пинает, я стою в позе воина и думаю, что случилось (смеётся). Перемена колоссальная – жёсткость, сдержанность. Через время я поняла, что это нормально.
— Артём, считается, врачи не должны оперировать родственников, потому что рука может дрогнуть. А как обстоят дела, когда ты учитель, а к ученице у тебя интерес, скажем так? Есть сложности? Чтобы и не жалеть, и не перегнуть.
Артём: Нет. Меня очень хорошо Лино закалил в этом плане. Когда с ним общаешься, можно до истерики смеяться и хохотать, но, когда ты на занятии – там все чётко. Это очень много мне дало для понимания, как вести занятие. В своей практике я не разрешаю много болтать, хохотать. Было, когда десантники однажды ко мне пришли, это было смешно, но в целом – чтобы люди погрузились в процесс, меня привлекает метод Лино.
— Ну, то есть как: Марина заходит в зал, и ты перестаешь воспринимать её как свою – тогда девушку, сейчас супругу?
Артём: Да, сначала было непривычно, но невозможно быть сразу и твоим парнем, и учителем.
— Марин, а у тебя нет таких претензий типа «ты мог бы мне помочь в этой асане, мало внимания мне уделяешь»?
Марина: Знаешь, нет: вот как в зал заходишь, как будто роли распределяются, ты просто ученик, он учитель. Ничего такого нет. Претензии – нет, это всё игры ума. В зал приходим и занимаемся.
— Хорошо, а обратная сторона, что он правит и других девушек тоже. Ревности не было у тебя?
Марина: Нееет, я, наоборот, Артёмке говорю: «Ты можешь даже обнимать ребят после моста, это ведь так важно!» (смеётся).
— Кстати, Артём, ты взял это от Лино? Обнимаешь людей после мостов?
Артём: Не всех, потому что для некоторых это интимно, сложно, не все к этому готовы. При этом в студии у нас принято со всеми обниматься, когда приходишь, но не все и это делают. В этом смысле и Лино, и Дарби очень настроили меня в плане правок, что они должны быть максимально корректны, ты не можешь позволить себе большего. Ученики меня всегда в этом понимают. Хотя были на учебе моменты и в хатхе, когда человек давал понять, что его лучше не трогать, а я не понимал, что с этим делать. Иногда я до последнего жду, когда человек несколько раз сделает, устанет, а потом я подойду и скажу сделать иначе, и он такой «блиииин, что же ты раньше не сказал», а потому что пока ты не попробуешь, ты не почувствуешь разницу и своё тело. Я к этому стремлюсь, чтобы люди почувствовали себя и развивали себя сами.
— Марина, а твой путь в аштанге, твоё взаимоотношение с методом?
Марина: Я как пришла к Артёму, так и начался у него мой путь, так оно всё и переросло в практику.
— Первое время мотивом был Артём? Ты пришла в зал, чтобы быть с ним, или ты поняла, что эта практика твоё и он в ней проводник?
Марина: Не могу разделить эти две вещи, потому что всё равно практика меня очень зацепила. Это не было такое, что аштангой я занялась, потому что в зале Артём и мы занимаемся вместе. У меня темперамент в то время был схож с этой практикой, она разжигала прям огонь во мне. Сначала я занималась по вечерам, три раза в неделю, работала на основной работе, а потом шла на йогу и это прям то, чего мне не хватало: я возвращалась домой расслабленная, так хорошо мне было. Тело поработало, ум успокоился, и я ложилась спать. Мне тогда это было необходимо. Потом я перешла на утренние часы. Мне ребята рассказывали, кто утром занимается, что это очень классно, это такие ощущения! А я первый раз после утренней практики вышла и подумала, как вообще это можно любить, это же ужасно – ты весь день как выжатая тряпка, тебе хочется спать (смеётся). Утренняя практика меня совсем не зарядила, я еле дожила до вечера, уснула в 20 часов, но все равно — у меня какой-то внутренний дисциплинатор есть — я во второй раз пришла, в третий – через силу и страдание.
Но буквально через пару недель я поняла, что тело начинает адаптироваться, что я выхожу из зала бодрая и доживаю до вечера. И вот тут я почувствовала кайф утренней практики, когда после ты горы готов свернуть и едешь на работу с чувством полного удовольствия. Для меня многое значит практика, но они с Артёмом для меня перекликаются – как они вместе у меня сошлись, так и идут рука об руку, никого не могу отделить.
— И вы вместе стали ездить в Индию?
Марина: Да, но первый раз Артём поехал один, а я осталась дома заниматься.
Артём: Тогда так получилось, что отпуска у Марины в тот год уже не было. И я тоже не планировал ехать, но так сложились обстоятельства, что всё случилось.
Марина: На второй год мы вместе приехали, но я не занималась у Лино, практиковала одна на площадке на крыше. А Артёмка у Лино занимался. И вот уже на третий год я поехала и стала тоже заниматься у Лино. Причём изначально я вообще без ожиданий пошла к нему, мне всё нравилось и всё меня устраивало, я не понимала, какая разница и была уверена, что в моей личной практике мне хватает Артёма. И я без особого энтузиазма пошла к Лино. Но уже после первого занятия я была так вдохновлена, эти ощущения не передать, там всё было по-другому: ты иначе двигаешься, иначе дышишь. Почему-то там я очень глубоко уходила в себя. У меня очень активный ум, мне сложно его успокоить и сосредоточить, но там я прям погружалась. Это дыхание, Артём рядом – я была в восторге от тех трёх недель. Это был невероятный опыт, и тогда только я поняла, что значит практика у другого учителя и у такого учителя как Лино.
— Артём, а ты к нему чуть ли не восемь лет подряд ездил, так?
Артём: Да, в этом году первый раз случился перерыв.
— Марин, та первая поездка непосредственно к Лино — она ведь ещё и очень символическая случилась, Артём сделал тебе предложение. Расскажи, как это произошло?
Марина: Это было Рождество, в Ковалам в этот день все практики традиционно готовят выступления, мы с Артёмом танцевать должны были. Для меня наше выступление было обычным представлением, я ни о чем не догадывалась, конечно. И даже мысли не было, что Артём планирует мне сделать предложение… Ну, потому что если знать его получше, то он довольно-таки сдержанный в этом плане, мягко говоря.
— Вы сколько были вместе на тот момент?
Марина: Сколько мы были вместе? Два года. Единственно, мы тогда сидим в кафе, принесли обед, у нас скоро выступление, я кушаю и смотрю, а он будто воды в рот набрал. Молчит, ничего не говорит и даже не ест. Я один раз его спросила, всё ли хорошо, второй раз, и подумала, что перед выступлением волнуется, у нас же танец запланирован. А потом, получается, мы станцевали, я откланялась, поворачиваю голову, а он там: «Стоп-стоп, остановитесь», и давай мне предложение делать. Я в шоке, конечно, была. Просто, чтобы ты понимала, для него это очень несвойственно, это был очень большой сюрприз, что вот так – при большом количестве людей, на сцене…. У меня зашкаливали эмоции, это было невероятно.
Артём: Я когда ехал к Лино, я изначально хотел сделать Марине предложение, но в горах, там есть моё любимое местечко, я думал, там всё произойдёт. Но когда мы стали репетировать танец, то я подумал, что это то, что нужно. Только перед выступлением Лино всё время такой: «Сейчас Артём выступит, ты что ли? А что ты там будешь делать?». Я-то думал, что еще что-то скажу, но так как он подгонять начал, то я стал импровизировать и вот так быстро всё произошло.
Баланс
— А когда ты начала ассистировать, как вы к этому пришли?
Марина: Буквально через несколько месяцев после того, как началась моя личная практика. Я начала в зале ходить хвостиком за Артёмом и учиться ему помогать.
— Так как Марина твой ассистент, вы, получается, вообще 24 часа вместе, да? Это сложно?
Марина: Нет, вообще несложно. Мы же не постоянно рядом, каждый занят своими делами. Если говорить о распорядке дня, то мы встаем в 4.30, идём на занятие, сначала Артём ведёт класс, а я занимаюсь, потом наоборот. Едем домой, завтракаем, днём каждый занимается своими делами, потом вечернее занятие. Несложно это для нас. Сейчас вообще на карантине всё время вместе, но это даже классно.
— А то, что оба партнёра практикуют – это облегчает отношения или вы легко можете представить, что кто-то из вас не занимался бы йогой?
Марина: Это точка соприкосновения двоих людей, общие интересы и общая духовная связь. Когда оба человека идут в одном направлении, это облегчает путь. Или, когда два разных человека развиваются. Но именно развиваются, потому что если один стоит на месте, то ничего хорошего не получится…
Артём: Будут сложности, я знаю много таких примеров.
Марина: Но если они оба развиваются, пусть и в разных областях, но такие отношения имеют место быть.
Артём: Это как в практике: бывает — вау, круто получилось, а бывает — нужно поработать, подышать, скрутиться где-нибудь. Всё как в жизни – тебя завернуло, а ты просто подыши. Подыши и ты поймёшь, что всё нормально. Без этого никак. В любом случае нужно подняться на следующий уровень, а если ты не готов, то ничего не получится. Я жизнь всегда сравниваю с практикой. Особенно на вечерних занятиях видно: приходит человек и все эмоции оставляет на коврике, практика такая вся из себя, всё резко и страстно. А другой приходит – всё спокойно, размеренно – значит, день прошёл хорошо, с начальником конфликтов не было. Иногда всё легко, а иногда — что бы ты ни делал — не идёт.
— А вот когда в практике не идёт, ты всё равно идёшь до конца?
Артём: Да.
— Не бывает такого, что только стоячий блок и всё, хватит?
Артём: Нет, не бывает.
Марина: Это супердисциплина. У Артёма это просто в крови.
Артём: Я ведь самоучка. Первое время как было: встаёшь на коврик, а потом: «Так, пойду кашу приготовлю». Пошёл, приготовил, вернулся, вспомнил, что не ответил на сообщение – пошёл и ответил, опять вернулся. Ум очень активный был. Но со временем я начал выключать телефон, начал с вечера подготавливать кашу. То есть все факторы, которые меня отвлекали, стали исчезать. Поэтому в итоге дисциплина меня привела к тому, что иначе у меня теперь не бывает. Бывают дни, когда тело закрепощённое, и тогда я делаю первую серию – она идеальная, она фантастическая, очень восстанавливает тело и приводит в чувство. Тут важно ещё правильно распределить ресурс – в жизни снова всё как в практике – ты не должен растрачивать себя на всё, не должен эмоционально на всё реагировать. У меня миллион примеров было, когда я что-то эмоционально воспринимал, утром вставал – всё, тело дубовое и не идёт, эмоции и органы сжали всё и не давали расслабиться. В таком случае фантастически помогает дыхание, ты всегда эту мантру читаешь – делай практику и дыши, просто подыши.
— А когда ты стал преподавать и глубже погружаться в практику, твои родные приняли эти перемены в итоге?
Артём: Да, это тоже было не сразу и потихонечку, но произошло. На последней вечеринке я даже индийскую музыку включал, и это было нормально (смеётся). Они уже понимают, что не так много кушать можно, можно просто посидеть и пообщаться. Если сравнить прежние тусовки моих, то у нас начинается теперь всё с полудня, потому мы знаем примерно по питанию, когда лучше поесть, чтобы нормально себя чувствовать и нормально выспаться. Так что всегда это регулируем. Я предупреждаю, что в 21 час ложусь спать и потому позже шести не кушаю, а лучше до пяти. Соответственно, всю тусовку нужно сместить, чтобы я её посетил.
— Марин, ты через йогу пришла к аюрведе? Скажи, это взаимосвязанные пути или два разных, и кто хочет, тот соединяет их, а кто нет – нет? Йога подразумевает аюрведу или можно всю жизни практиковать йогу, ничего о ней не зная?
Марина: Да, к аюрведе я пришла через йогу. Конечно, можно всю жизнь практиковать без знаний об аюрведе, но вопрос – на каком уровне ты будешь практиковать? Будешь ли ты идти глубже, развиваться дальше. Если это уровень только физического здоровья, то, вполне возможно, к аюрведе ты не прикоснешься. Она, конечно, тоже о здоровье – в первую очередь, но ты вполне можешь с ней не сталкиваться, у тебя могут быть другие вещи, которые будут себе интересны, другой стиль питания и другой образ жизни.
— Но можно ведь просто понять с практикой, как тебе лучше, и это совпадёт с аюрведой?
Марина: Это совпадёт с аюрведой почти что 100%. Это две сестры, руки которых если соединятся однажды друг с другом, то это будет большой-большой плюс для человека. Аюрведа – она о жизни, это не только питание, тут всё вместе складывается. Она и йога прекрасно дополняют друг друга. Это как уровни – ты их наслаиваешь друг на друга и движешься вперёд. Зачастую, когда ты только начинаешь свой путь, асаны — это просто физическая деятельность, со временем начинаются мощные изменения в теле, потом уме, и ты с одной ступеньки идёшь на другую. Я сомневаюсь, что человек, занимающийся аюрведой, никогда не слышал про йогу, и наоборот: кто осознанно занимается йогой – не мог не слышать об аюрведе. Рано или поздно, если развиваться в каком-то из направлений, пути пересекутся. А там уже – пробовать, брать, экспериментировать, примерять на себе и понимать, что нужно или нет.
— Что в вашу жизни привнесла аюрведа?
Марина: Меняются образ жизни, взгляды, взаимоотношения. Лучше начинаешь понимать свою природу. Мы стараемся исключить из жизни всё, что носит химическую природу – из быта, из косметики, отовсюду. Это питание, мы подстраиваем его под свою конституцию – и это даёт очень большой плюс по жизни, потому что это основа всего.
Артём: Я просто пример приведу: мы когда в Индию первый раз поехали, то Гриша нам всё про эту панчакарму говорил – мол, это вау, а мы – что это, зачем оно. Я пришел, разделся, а там раз – рука какая-то здоровая, нога – меня переворачивают, растирают – я ничего не понимаю. Но на следующий день были очень крутые ощущения. Сказать мне в университете, что я йогой буду заниматься – никогда. Что я буду чисто питаться – никогда. Всё чисто на ощущениях: ты просто классно себя чувствуешь и не хочешь больше прошлых состояний.
Марина: Аюрведу невозможно практиковать искусственно как-то: пойду сейчас и займусь аюрведой. Это становится жизнью. Стоит где-то захворать, пошла – открыла свои лекции – ага, это вот то, а это потому-то. Заметила, что агрессивно веду себя – питта повысилась, как её сбалансировать? Пойду намажу волосы кокосовым маслом. То есть в теле, уме и эмоциях по жизни ты начинаешь просто наблюдать за тем, как работают эти законы, как они совпадают со знаниями по йоге и аюрведе, диву даёшься и превращаешь это в образ жизни.
— Что из йоги вы привносите в свои взаимоотношения? Бывают ведь конфликты, раздражённость? Как сознание у вас изменилось с практикой, и как вы используете это в жизни?
Марина: Осознание — первое, что изменилось. Могут не так быстро меняться какие-то вещи… например, есть обидка – ты не можешь взять и быстро её проработать, но что сто процентов срабатывает – это момент того, что ты это уже понимаешь. Ты понимаешь, откуда это берётся, что это искусственно и не то, что нужно. Это самое главное и ценное — то, что ты это осознаёшь. А потом уже, после осознания, начинаешь с этим работать.
Артём: А я обычно говорю ученикам, что йога не здесь, не в зале. Это не асаны. Она начинается на почте, в больнице, в магазине. Там, где ты стоишь в очереди и где тебя так заворачивает! Если ты там не подышишь, значит, всё, твоё эмоциональное состояние дестабилизируется, следом отреагируют внутренние органы, мышцы подтянутся за ними, тело заболит или возникнет болезнь.
Марина: С практикой становишься спокойнее, понимаешь, что многие вещи не требуют твоего вмешательства и внимания, это всё неважно.
— А что тогда важно?
Артём: То, что ты находишься здесь и сейчас. Не в том плане, как модно теперь говорить, а в том, что ты делаешь и ты делаешь это осознанно, ты не на автомате говоришь, что любишь, а закладываешь в слова то, что нужно. Не умеешь говорить – прояви себя, соверши действие. И понимай, что делаешь это не из «нужно», а из «я так чувствую». Это состояние даёт чувство удовлетворенности, и это не эгоизм. Это не про плохо и не хорошо, это без гигантских перепадов. Классно и хорошо уже, а не: «Будет еще лучше!». Будет хуже и по-другому – тоже будет хорошо. Эти состояния помогают мне просыпаться и вставать на коврик, потому что я знаю, что всё прекрасно и всё хорошо. Нет больше прежнего «зачем это всё?». И когда жизнь преподносит что-то, проверку, ты понимаешь «ага, надо проработать». Пытаешься быть йогом? Будь им. А я не йог. Я просто человек. Я не вегетарианец – я просто не ем мяса, потому что мне так лучше для здоровья. И пусть я что-то не делаю, но зато я свободен в других вещах. Это не ограничения, это состояние осознанности в жизни.
— Марин, ты что-то добавишь?
Марина:А я ничего не поняла: я не поняла ни вопроса, ни ответа (смеётся), вы говорите, а я ничего не понимаю…
Артём:Это я называю идеальной практикой, так и нужно: вышла на коврик, спела мантру, потом закрывающая мантра, и ты такой: «Ой, а я всё сделал». Это идеальная практика. Раз – и уже шавасана, как всё прекрасно.
Беседовала Диана Гуцул
